После чего потащил ее к дверям.

– Пошла вон, – и вышвырнул мерзавку в коридор.

Вот же гадина какая! Подумать только, пришла порешить его. И, правда, недооценил соплячку. Или… соплячку кто-то надоумил? Интересно, кто?

– Дарий, Амос?

В ту же секунду из пустоты возникли двое.

– Как думаете? – обратился к ним. – Сама решилась или направили?

– Сама, – молвил Дарий.

– Того же мнения, – осмотрел стилет Амос. – Именной, – провел пальцем по гравировке на рукояти. – Видимо для самозабвения. Кому яды выдают, кому вот кинжалы. Забавно, что не себя пырнула, а к тебе пришла, – расплылся улыбкой, – тут явно попахивает большой «симпатией». Надеюсь, после этого ты не передумаешь. Она ведь попытается снова, как только расслабишься.

– И все-таки я сомневаюсь. Отыщите-ка мне Кайера, хочу поболтать с этим мучеником пресловутым.

– После Шейма на Виора тебе везде тайные сговоры мерещатся, Арман. Поверь, девчонка пришла с целью погеройствовать, а не по приказу.

– Возможно, – взял у него из рук стилет и засунул себе за пояс. – Буду ждать вас с Кайером в Приемной.

А Селен отправилась на задний двор. В стенах родного дома стало невыносимо, душно, горько. Ругала ли она себя за совершенную глупость? Да, ругала, притом последними словами. Правильно Дакар сказал, сама себе вырыла могилу. Но в то же время изверг сказал еще кое-что, а именно, что она ему без надобности. Значит, есть ли она, нет ли ее – разница невелика. Даже лучше, если ее не будет. Возможно, стоит попробовать бежать. Альма и Амина согласны стать его женами, он согласен их взять, значит, уговор в силе. Ей же пора подумать о себе.

Фея добрела до фамильного склепа. Построен он был по завету самой Мирэй, чтобы все правители после нее покоились в одном месте, саму же королеву сожгли и развеяли прах над городом. Селен провела рукой по надписи на стене, тотчас та воссияла и массивная дверь отворилась, выпустив из недр помещения запах Церий – погребальных цветов, кои растут только рядом с усопшими. Красивые цветы – большие черные бутоны с ярко-красной сердцевиной, они оплетают мощными стеблями саркофаги и расцветают в дни большой скорби. Внутри склепа было прохладно, в зенитный фонарь пробивались солнечные лучи, но тепла за собой они не несли. И, конечно же, церии, что за много-много лет оплели не только саркофаги, но и стены, и частично полы. Селен подошла к саркофагу матери, села на мраморную скамью подле него.

– Мое почтение всем почивших правителям великого Кастилиона, – произнесла почти шепотом, после чего коснулась крышки саркофага. – Здравствуй, мама.

И в ту же секунду послышался шелест, за оным кожистые бутоны дрогнули и начали раскрываться. Уже скоро мраморная усыпальница пестрела черно-красными цветами. Как говорят мудрецы, церии своего рода проводники в загробный мир, они передают слова и мысли от живых мертвым. Хотелось верить, что это так.

– Я сгубила себя, – произнесла на выдохе. – И теперь меня ждет лишь мрак. Прости, мам. Как ты и боялась всегда, твоя третья дочь стала позором и разочарованием семьи.

А сердцевина цветов засияла алым светом, ибо душа Селен рвалась на части от горечи и скорби.

– Альма и Амина куда умнее меня и благочестивей. У них все получится.

В это самое время Дакар дожидался Кайера в Приемной зале.