— Как… как вы назвали меня?

— Черт возьми! — с отчаянием в голосе воскликнул он. — Я люблю вас. Вы знаете, что люблю, и ничего не могу с собой поделать. Мне остается лишь как можно скорее исчезнуть из вашей жизни. Я уеду сразу после бракосочетания. Да я бы уехал раньше, если бы мой отъезд не вызвал пересудов. И больше вы никогда не увидите меня.

— Нет, зачем вы говорите так? — вскричала Камилла. Казалось, ее голос шел из самого сердца.

Он смотрел на нее жадным взглядом, словно хотел сохранить ее в памяти. На ее лицо падал лунный свет, от которого она казалась необычно бледной.

На длинных пушистых ресницах блестели капельки слез. Он любовался изгибом ее губ и сиянием лучистых глаз. Никогда Камилла не видела такого выражения на лице мужчины.

— Господи, как вы прекрасны! — произнес он. — Прекраснее всех женщин на свете! Раньше я и представить не мог, что женщина может быть настолько красивой! И я привез вас, чтобы отдать в жены человеку, которого вы никогда не видели, который, по словам всех…

Он замолчал и сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев.

— Как вы могли поступить так? — горестно спросил он. — Вы — самая лучшая из всех женщин.

Она потупила взгляд, понимая, что сейчас, невзирая ни на что, скажет ему правду..

— Я согласилась выйти за него, потому что… предложение руки и сердца его королевского высочества спасло нас всех… моего отца, маму и меня… от долговой тюрьмы.

Он остолбенел, затем схватил ее за плечи и повернул к себе.

— Не правда, — укорил он ее, — вы хотите обмануть меня. О чем вы говорите? Я собственными глазами видел ваш дом. Я приезжал к вам.

— Вы видели наш дом после ремонта, который мы сделали на деньги, полученные из Мельденштейна! Вы видели лакеев, разодетых специально для этого спектакля, их роли исполняли деревенские ребята, садовников мы нарядили в старые ливреи. Вы ели еду, приготовленную поваром, которого выписали из Лондона, и заплатили за все теми же деньгами.

Представление как раз предназначалось для того, чтобы обмануть вас, чтобы в Мельденштейне никто не подумал, что невеста принца — на самом деле нищенка, чтобы те, кто преклоняется перед деньгами, не стали презирать ее, узнав о ней… правду. — Камилла помолчала и срывающимся голосом добавила:

— Так, как вы… презираете… меня.

— О боже, за что мне такие мучения! — воскликнул он.

Хьюго отпустил Камиллу и уронил голову ей на колени.

— Простите меня, — взмолился он.

— Вам не за что просить прощения, — мягко ответила Камилла. — Вы никогда не должны были узнать правду. Наверное, я совершила ошибку, рассказав вам все.

Он приподнял голову.

— Вы считаете, вы действительно думаете, что я способен причинить вам зло?

Его глаза отчаянно пытались прочесть что-то важное на ее лице. Наконец, он не выдержал:

— Ответьте мне хоть что-нибудь. Если бы не бедность, если бы вы поехали в Мельденштейн не по принуждению, а по собственной воле, то тогда вы бы позволили мне развернуть яхту и вернуться в Англию? Ответьте мне, скажите правду!

Ей можно было не отвечать, потому что он увидел ответ в ее глазах.

— Вы знаете… что я бы молила вас об этом.

Он отвернулся, словно обжегшись от света ее лица.

— Мне кажется, что я полюбил вас в тот самый момент, когда вошел в вашу гостиную. Вы стояли у окна. Заходящее солнце бросало теплые нежные лучи на ваши волосы. Вы казались такой хрупкой и беззащитной, словно создание из другого мира.