— Он ответил, что не выносит бедных родственников и тем более престарелых нахлебников.

— Какая жестокость! — возмутилась Камилла.

— Я узнал, что он также отказался помогать старикам, о которых наш дед всегда заботился в поместье Алвестон. Я высказал кузену все, что думал о его крохоборстве и жадности. Мы повздорили, и с тех пор он вообще перестал признавать наше родство.

— Он — низкий человек! — заметила Камилла.

— Отцу до самой смерти помогали его старые друзья, — продолжил Хьюго. — Их поддержка стала долгом чести для меня. Я поклялся вернуть им его, и возвращаю понемногу каждый год. Милая моя, я рассказываю тебе все это, чтобы ты знала, что я не могу предложить тебе абсолютно ничего.

— Мне самой ничего не нужно, — заявила Камилла. — Но так же, как ты стремился обеспечить покой и хорошие условия своему отцу, так и я должна сделать все возможное для своих родителей. Моя мама тяжело больна, и моя помощь облегчит ее страдания и даст ей возможность прожить еще несколько лет.

— Я все понимаю, счастье мое, — но все эти обстоятельства загоняют нас в ловушку. Мы находимся во власти проклятых денег! Как бы я хотел забыть о них, но мы ничего не в силах изменить в нашей судьбе. Что нам делать?

— Попрощаться, — вздохнула Камилла.

Она накрыла его руку своей. От ее прикосновения он напрягся, затем взял ее кисть, перевернул ее ладонью вверх и поцеловал. Долгий медленный поцелуй заставил ее затрепетать.

— Когда-нибудь… однажды… мы снова встретимся в волшебном море, — срывающимся голосом проговорила она. По ее щекам катились слезы.

Он поднялся, стараясь не смотреть на нее. Она поняла, что испытывает его сверх меры и он уже с трудом контролирует себя. Молча пошли они обратно во дворец. Хьюго открыл стеклянную дверь.

— Дальше вам лучше идти одной, — произнес он.

Минуту она стояла и смотрела на его белое напряженное лицо и потемневшие от боли глаза.

Казалось, они околдованы волшебной силой, которая без слов, — без прикосновений слила их в одно целое.

— До свидания, моя любимая, единственная женщина в мире.

— Я… люблю… тебя, — сквозь слезы ответила Камилла. — Я буду… любить тебя… всю жизнь.

Она повернулась и стала подниматься по лестнице. Она чувствовала, что он смотрит ей вслед, но боялась обернуться, чтобы не броситься снова в его объятия.

Она знала, что он подверг себя нечеловеческим мукам, запретив себе дотрагиваться до нее, и не хотела утяжелять это бремя. И в то же время она желала его так сильно, что ощущала почти физическую боль, и с тоской думала, что с годами ее мукам суждено лишь усилиться.

Камилла поднялась на свой этаж и бесшумно прошла по коридору в свою спальню. Она закрыла за собой дверь и бросилась на постель — нет, не плакать, как раньше, а предаться воспоминаниям о нем, о каждом мгновении, проведенном вместе. Ее переполняло счастье. Ведь он любил ее. Но в этом сладком чувстве была горечь разлуки, тоска расставания.

Она теряла его навсегда.

Внизу Хьюго Чеверли долго стоял и бессмысленно смотрел ей вслед. Он чувствовал себя опустошенным. Сила собственных чувств и попытки сдержать страсть, рвущуюся наружу, измотали его.

У него пересохло во рту, и он хотел было вернуться в комнату для игр и выпить бокал вина. Затем он понял, что не сможет смотреть на довольную, сытую толпу, на игроков, швырявшихся тысячами золотых монет из-за одной карты.

Деньги! Деньги! Он ненавидел сам звук этого слова. Деньги забрали у него женщину, которая значила для него больше всего на свете, больше жизни.

Они заставили его страдать, когда его ослепляла любовь к Анастасии.