Шорох в кустах рядом испугал ее, и она уронила бумагу… Потом на землю полетели шкатулка, чернила, словом, все, что у нее было в руках.

Ей совсем не хотелось видеть Люсиана и, кстати сказать, Федру и Рафаэля тоже.

Она узнала Чандлера Хэзлетта и вздохнула с облегчением. У него было доброе и веселое лицо, не омраченное никакими трагедиями, и он показался Анни на редкость прямодушным и уравновешенным.

Анни подивилась, возвращая ему приветливую улыбку, почему судьба заставила ее полюбить такого невозможного человека, как Рафаэль. Все было бы намного проще, если бы она могла отдать свое сердце тому, кто по достоинству оценил бы ее привязанность и отплатить ей тем же.

— Надеюсь, я вас не очень потревожил, — сказал, вылезая из кустов, Хэзлетт.

Анни обратила внимание, что он держит в руках что-то, завернутое в салфетку, и тяжело вздыхает, хотя глаза у него смеются.

— Рафаэлю неплохо было бы приструнить своих садовников. Я уж было подумал, что опять попал в джунгли. Вот уж совсем не удивился бы, если бы мне навстречу вышел тигр, а то и выбежали бы обезьяны.

Анни рассмеялась и подвинулась на скамейке, освобождая ему место. Благодарный мистер Хэзлетт уселся рядом, по-доброму глядя на нее, и протянул ей сверток.

Анни приняла подношение, думая только о том, что у нее опухшие глаза и красный нос.

— Что это?..

Не дожидаясь, когда она договорит, мистер Хэзлетт с удовольствием объяснил:

— Должен признаться, мисс Треваррен, я видел, как вы недавно бежали по дому, теряя кое-что на ходу. Я понял, что вы расстроены, но решил, что вы все-таки не откажетесь поесть.

Его доброта совершенно обезоружила Анни. Она шмыгнула носом, и пальчики у нее дрожали, когда она развязывала узелки.

— Вы такой заботливый, мистер Хэзлетт, — тихо проговорила она.

— Пожалуйста, называйте меня Чандлер, — попросил он. Ведь мы теперь друзья, правда?

У него был ласковый голос, и Анни едва удержалась, чтобы не броситься ему на шею и не выплакать у него на груди все свои горести. Она бы именно это сделала, будь рядом с ней ее добрый отец.

Бог знает, каким усилием воли она приняла гордый вид.

— Благодарю вас.

Она сказала это совсем тихо, но Чандлер все равно услышал.

Забыв о письменных принадлежностях, Анни откусила большой кусок сыра. Мистер Хэзлетт терпеливо ждал, пока она расправится с яблоком и с хлебом.

— Ну вот, — проговорил он потом, беря ее за руку. — Хотите теперь поговорить? Уверяю вас, мне можно довериться, и, возможно, я даже покажусь вам милым.

Анни почувствовала себя гораздо сильнее, хотя торопливо проглоченная еда вряд ли еще успела добраться до желудка. Она пока не решила, оставаться ей в Бавии или немедленно уезжать из замка Сент-Джеймс, поэтому ей очень хотелось хоть немножко облегчить сердце.

— Боюсь, я не смогу остаться на свадьбу, мистер Хэз… Чандлер, — тихо проговорила она, стряхивая с коленей крошки сыра и хлеба.

Огрызок яблока она забросила подальше в траву, где его уже дожидались крошечные жители сада.

Лицо Чандлера приняло озабоченное выражение.

— Думаю, принцесса будет очень огорчена. Я тоже огорчусь. Вас кто-нибудь обидел тут?

— Обидел…

Анни помолчала, обдумывая свой ответ, а тем временем вытряхнула салфетку, в которую была завернута еда, сложила ее и вернула Чандлеру.

— Не совсем так, — ответила она.

Наверное, нечестно будет, если она назовет обидой то чудесное, что случилось между нею и Рафаэлем, какими бы мыслями и чувствами ни руководствовался Рафаэль.