Она пыталась взять себя в руки и успокоиться.

— Предупреждаю, — наконец дрожащим голосом проговорила она, — вы зашли слишком далеко.

— Не смейте делать мне предупреждения! Да вообще что с вами говорить? Вы считаете, что сможете что-то сделать? — С этими словами он улыбнулся, а затем рассмеялся, как сумасшедший.

— Я пойду к Элеоноре и останусь с ней, иначе… — начала она, затем запнулась.

— Иначе что? — насмешливо осведомился он.

— Иначе я уйду от вас, — дрожащим голосом ответила она.

Его глаза зловеще сузились. И он расхохотался.

— Уйдете от меня? Ха-ха! Это уже занятно, весьма занятно! Очень интересно, мадам! Значит, у вас есть какие-то деньги, о которых мне неизвестно? Кстати, вы пришли в мой дом без пенса в кармане, полным ничтожеством.

— Я никогда не забуду об этом, равно как никогда не перестану сожалеть о нашем браке, — с сердцем проговорила она. — Но это старая история. Вам прекрасно известно, какой молодой и неопытной я была, когда позволила уговорить себя связать свою судьбу с вами.

— Ну, ну, продолжайте! А может, вам хотелось бы, чтобы ваша драгоценная Элеонора была рождена во грехе, незаконнорожденной?

На такую жестокость и грубость Шарлотта закричала:

— Да, да, хотелось бы! Если бы я могла повернуть все вспять, я бы предпочла родить мою бедную девочку в позоре и грехе, нежели жить под одной крышей с таким чудовищем, как вы!

Она замолчала, переводя дыхание. Ее лицо стало пепельно-серым, в глазах сверкало отчаяние. Вивиан отшвырнул сигару, встал и подошел к Шарлотте вплотную.

— Итак, вы закончили?! — спросил он с яростью.

— Нет, это еще не все. Я все равно покину этот дом, пусть мне придется голодать, зарабатывать на жизнь, нанявшись служанкой или еще кем-нибудь, — все лучше, чем подвергаться и далее вашим жестокостям. — Она замолчала и, закрыв лицо ладонями, горько заплакала. Никогда еще Шарлотта не осмеливалась говорить с ним так. Но теперь эти слова вырвались у нее из самой глубины измученной души.

Вивиан повернулся к камину. На каминной доске стояли изящные дорогие севрские часы. И, словно его совершенно не взволновали слова жены, он спокойно извлек ключик и начал заводить их, что-то тихонько насвистывая при этом.

Шарлотта смотрела на его ненавистную спину. Несколько секунд, прерывисто дыша, она наблюдала, как он занимается часами. Его равнодушие к ее страданиям вызвало у нее приступ внезапного гнева. Она решительно подошла к нему и изо всех сил заколотила кулачками в его спину, приговаривая:

— Животное, чудовище, дьявол! — с рыданиями выкрикивала она. — Неужели вы не слышали, что я сказала вам?!

— Слышал, слышал и должен сказать, вы весьма утомили меня, — манерно процедил он сквозь зубы.

Обычно мягкая и покорная, Шарлотта пришла в бешенство. В порыве яростного возмущения она выхватила из его рук бесценные часы и швырнула их в камин. Они разбились там на мелкие кусочки, раздался скрежет сломанных пружинок, щелчок, а потом — тишина.

Лицо Вивиана побагровело. Сначала он посмотрел на разбитые часы, затем перевел взгляд на окаменевшее лицо Шарлотты. И, размахнувшись, ударил ее по щеке.

— Тварь! — произнес он.

— Больше вы никогда не ударите меня и не назовете этим отвратительным словом! — пронзительно вскричала она. — Я порываю с вами и ухожу из этого дома!

— Ах, вот как? Значит, вы мне угрожаете? Что ж, убирайтесь… и будьте прокляты!

Молодой слуга, подслушивающий и подсматривающий за ними в замочную скважину, сделал гримасу, отошел от двери и поманил к себе Гертруду, служанку ее светлости, которая проходила через холл.