В первые недели нового правления, конечно, появлялись недовольные, пытались собрать группы и направиться к замку с требованием вернуть бывшего правителя и освободить город. Но… На словах всё и заканчивалось. Зачинщики пропадали, едва стоило обмолвиться о том, что новая власть их не устраивает. Пропадали тихо, никто не знал, как. Просто утром дома недовольных оказывались пусты. Ни домочадцев, ни прислуги. Животные и те исчезали бесследно. А город продолжал жить дальше, будто ничего не случилось. Даже слухи не ползли.

Только с моей улицы пропали две семьи, но ни одна из любивших почесать язык соседок не завела об этом разговор. Пару раз я сама пыталась, но наталкивалась на удивлённые взгляды.

– Какой Карл? Что за семья? Эти дома невесть сколько пустуют! Алиша, ты о чём? Вот говорила: к добру тёмные силы никогда не приводят. Видать, вслед за душой и разум совсем помутился.

Я отступила. Спорить с соседями, считающими меня исключительным злом, было опасно. Не помогало и то, что жила я и училась в монастыре. Туда отправляли всех беспризорников. Мать настоятельница, едва мне исполнилось шестнадцать, выбила крохотный домик на окраине. Я поначалу и людям помогала. Где рану залечить. Где хворь убрать. Занималась ведьмовством открыто, не боясь. Но нет цены доброму делу. А вот найти виновную люди всегда умели. Поначалу в городе плевались мне вслед и крестное знамение творили, прося Ясноликую защитить от колдовства. Потом, вроде, привыкли, но продолжали сторониться. Хотя по ночам всё те же соседушки и их мужья пробирались тайком к моему дому, прося зелья и отвары. А чаще устранить соперницу, приворожить, создать иллюзию красоты, увести чужого мужа. Я не обижалась, делала, что просили. Не мне перед Ясноликой и Темноокой ответ за содеянное держать, а вот деньги нужны были. За домик платить и самой питаться.

С приходом новых хозяев и тот небольшой достаток, что был, начал иссякать. По ночам выходить люди побаивались – стража рыскала по улицам. Да и не знали, что за законы будут у лорда канцлера. Может, за обращение к ведьмам пороть будут или, того хуже, вешать. И потому запасы мои начали быстро истощаться.

Если люди перестанут ко мне ходить, провизии и денег хватит разве что на месяц, не более. Последнюю неделю я собирала травы и продавала их в лекарские лавки. Да только близилась осень, и травки скоро закончатся: жить будет не на что. Я старалась заготовить впрок, насушить, натолочь. Но травки – это копейки. А те, что у меня в закромах, слишком ценные, чтобы продавать. Для очень редкого колдовства. Кто знает, могут и пригодиться. Хотя пока не пригождались.

Поэтому, когда увидела в почтовом ящике приказ, сначала удивилась: «Зачем лорду канцлеру понадобилась городская сирота?»

Потом порадовалась: авось работёнку какую мне дадут. Всё же ведьма. Таких, как я, сейчас днём с огнём не сыщешь. Может, захворал каким колдовским недугом лорд Сиятельный? Уж я ему цену заломлю! Нет, ну правда. Не на отбор же приглашают, о котором весь город гудит?

Покидая Дагор, владыки издали приказ: в течение двух месяцев со всех окрестностей собрать молодых девушек на выданье для будущего избрания в невесты. Приказ был разослан во все знатные семьи. Отказ значил потерю титула, земель и всех привилегий.

Никто и не отказывал. Едва приходил приказ, снаряжали девушку, и шла она в замок нынешнего лорда канцлера, где ожидала отправки в далёкую неизвестную страну новых владык. Вернётся ли, никто не знал. Пока ни одна не вернулась.

Я ни титулов, ни земель не имела. И невестой Сиятельному быть никак не могла. Потому, перед тем как направиться в замок, наскоро похватала нужные артефакты и повторила самые значимые заклятия.

И вот я здесь. Едва сдерживаю перед встречей страх, вставший комом в горле.

– Не испугал, – повторила, не глядя в восковую маску голема.

Тот протянул руку и медленно открыл ворота.