За разговором крылан совершенно позабыл о девушке, лишь краем уха прислушиваясь к мелодиям, разносившимся по залу, но теперь встретил ее взгляд и почему-то растерялся. Незнакомка смотрела так, словно они раньше виделись и теперь он должен во что бы то ни стало ее узнать. Крылан не любил такие взгляды — как, впрочем, и любые другие. А смотрели на него часто — с интересом, искоса, думая, что он не замечает; нередко смотрели боязливо, потому что о его похождениях пятилетней давности не слышал, кажется, только глухой. Он все это видел и тянулся к оружию, в который раз забывая, что не вооружен.

«Может быть, она встречала меня… раньше? Нет, ей не больше двадцати лет. Она тогда еще не родилась. Все-таки это странно…»

Музыкантша улыбнулась и слегка наклонила голову, окончательно смутив крылана, — а потом откинула со лба длинную челку и запела впервые за вечер.

У нее оказался приятный, чуть хрипловатый голос.

Ее пальцы ласково трогали струны, мягкая лиричная мелодия ненавязчиво вплеталась в шум таверны. Мотив не был знаком крылану, но слова показались ему странными. Барды пели разные песни, но это…

По загривку Джа-Джинни пробежал холодок. Крылан перевел взгляд на капитана и успел заметить, как капитан прячет под стол правую руку — от пальцев к запястью бежали голубоватые искорки. Лицо Крейна оставалось отрешенно-задумчивым, но Джа-Джинни понял: магус весь превратился в слух.

Эсме и Умберто растерянно переглядывались — они чувствовали, что происходит что-то странное. Эрдан оставался бесстрастным, хотя он, как и Джа-Джинни, знал о Кристобале все и должен был заметить.

«Что еще ты нам споешь?» И она спела.

— Как мило! — хмыкнул Крейн. — Дождался! Глупых сказок обо мне насочиняли предостаточно, а теперь вот песни поют. Эй! — Он привстал и махнул рукой, приглашая девушку с гитарой подойти.

Она с наигранным удивлением подняла брови и беззвучно спросила: «Я?!»

Магус кивнул.

Вдобавок к горбу на спине, музыкантша еще и прихрамывала. На ее лице застыло учтивое выражение, но взгляд был настороженным.

— Я пришла, — сказала она негромко. — Вам не понравилась песня?

— Напротив! — Крейн улыбнулся, хотя в его взгляде веселья было маловато. — Мне она понравилась настолько, что даже захотелось узнать — кто ее сочинил?

Пальцы горбуньи дрогнули, и гитарные струны жалобно тренькнули.

— Я.

— Это интересно… — магус старался говорить спокойно. — Но скажи мне, о чем твоя песня? Она не похожа на баллады или веселые песенки, которые обычно поют в тавернах.

Мимолетная улыбка тронула узкие губы.

— Я не пою обычные песенки.

— Но что-то подсказало тебе… эти образы? Или, может быть, кто-то? — ровным голосом спросил Крейн.

Крылан отчетливо почувствовал, что капитан теряет последние крохи терпения. Горбунья с тяжелым вздохом произнесла:

— Да, вы тот самый… он предупреждал, что так будет…

«Тот самый?»

Лицо магуса сделалось озадаченным.

— Два дня назад я пела, как всегда, а потом вышла ненадолго на улицу, — начала рассказывать девушка. — И тут ко мне подошел… некто. Я не разглядела его лица — было очень темно, — да к тому же он кутался в плащ с капюшоном. Этот человек сказал, что хорошо заплатит мне, если я напишу песню о том, что ему нужно, и буду петь ее каждый день. Это должна быть песня об одиночестве, сказал он. И о пламени, обязательно…

— И о предательстве, — тихонько проговорил Крейн.

— Да, — кивнула музыкантша.