Августа чуть было не наступила на подол, когда выпрыгивала из фургона. И ветер с песком дул ей прямо в глаза. Она была в отчаянии, губы ее побелели. Но по крайней мере эта шлюха собственными глазами увидит, что Кора получила свои проклятые деньги. И действительно, проклятые. Расстаться с каждой монетой — все равно что лишиться руки или ноги.

— Кора! Вот! Бери и убирайся с глаз моих долой! — Как только Перрин подошла к костру, она бросила монеты на землю. — И не возвращайся, пока не придет время трогаться в путь!

Шипя от злости, Кора бросила на Августу свирепый взгляд, потом, поползав вокруг кострища, выбрала монетки из песка. Пересчитала их, завернула деньги в носовой платок, вскочила на ноги и бросилась прочь, держа путь против ветра в направлении фургона Сары и Люси. Августа всплеснула руками, когда заметила, что Кора оставила сало подгорать в сковороде.

— Нам нужно поговорить! — Перрин старалась перекричать завывание ветра. Она придержала шаль, которую чуть не унесло.

— Вряд ли ты скажешь то, что мне хотелось бы выслушать, — холодно отозвалась Августа.

Увидев заживающие царапины на щеках Перрин, она почувствовала удовлетворение, надеясь, что они болели так же сильно, как и ее разбитая губа.

— Кора получила свои деньги, — бросила Августа, поворачиваясь к Перрин спиной. — Вы свободны.

— Я пришла не из-за Коры. Я пришла сказать тебе, что то, что произошло с нами три дня назад, не может и не должно повториться снова!

Боже правый! Августа осела у заднего колеса, борясь с тошнотой, подкатившей к горлу. Шлюха пришла не из-за денег!

Она уставилась ничего не видящим взглядом на песок, кружащийся в воздухе. Ей не нужно было платить Коре. Она могла бы сохранить четыре драгоценных доллара.

— Не знаю, почему ты решила поехать в Орегон и выйти замуж за незнакомца, но я прекрасно знаю, почему я это сделала, — невозмутимо проговорила Перрин. — У меня не было выбора. Следовательно, я не могу позволить, чтобы меня исключили из каравана. Нам придется терпеть друг друга еще четыре месяца.

Чувство горечи переполняло Августу. Она могла бы убедить Кору подождать до тех пор, пока они не приедут в Орегон. Боже мой!

— Я буду держаться подальше от тебя, а ты держись подальше от меня. Если же нам иногда придется общаться, то, я уверена, мы можем делать это как цивилизованные люди, не прибегая к насилию. То есть будем вести себя как леди.

— Ты негодяйка! — Щеки Августы вспыхнули. — Это ты меня спровоцировала. Все произошло по твоей вине! Более того, никакая ты не леди! И никогда ею не станешь!

— Возможно, нет. Но я умею вести себя, как подобает леди. Я не бью людей и не швыряю в них стульями! — Лицо Перрин исказила гримаса отвращения.

О, как Августе хотелось подлететь к этой твари, вцепиться ногтями в ее лицо и сорвать с него это презрительное выражение! Она содрогнулась, поразившись своим мыслям.

Господи, откуда в ней эта дикая жажда насилия? С чего и когда это началось? Уставившись на царапины на щеке Перрин, она поймала себя на мысли, что ей ужасно хочется снова пустить ей кровь.

Августа заставила себя отступить на несколько шагов, чтобы избежать соблазна наброситься на Перрин. Она прижала кончики пальцев к вискам. Когда это ее оружие — ледяное презрение и чувство собственного превосходства — превратилось в жажду крови? Откуда берутся подобные пороки?

Должно быть, она теряет рассудок. Это единственное разумное объяснение. Страх и постоянное волнение помутили ее разум.

— Так, значит, мы договорились? — спросила Перрин не терпящим возражений тоном. — Мы не будем навязывать друг другу свое общество и приводить в недоумение всех остальных? Мы забудем о нашей неприязни до конца путешествия и станем вести себя как цивилизованные люди?

— Я тебя презираю!

Они смотрели друг на друга через трепещущее пламя костра.