Саймон уставился в пустой камин.

— Мой партнер Зак верил в этот романтический хлам, — пробормотал он, словно разговаривая сам с собой. — Влюбился в женщину, с которой познакомился в поезде. Через год их брак дал трещину, а через два жена бросила его. — Его пальцы забарабанили по подлокотнику. — В свое время я был не менее впечатлителен. К счастью, женщина, которая мне нравилась, оказалась куда практичнее.

Оливия наклонилась вперед, забыв и думать о длине своей юбки. Саймон говорил сухо, без гнева, как будто относился к своим прежним страстям, как к кирпичам, из которых было сложено здание его хладнокровного, прагматичного настоящего. Однако его выдавали пальцы, выбивавшие дробь на ручке кресла. Оливия не видела его глаз, но не сомневалась, что они были такими же голубыми и ледяными, как всегда. Не объяснялся ли их вечный холод давними сердечными ранами, которые оставили после себя невидимые шрамы?

Теперь вся эта чушь насчет женитьбы и постели становилась более или менее понятной. За исключением того, что в наше время мужчины не женятся ради того, чтобы утолить похоть. Если только не…

Стоп. Конечно. Судя по его характеру и прошлым занятиям, Саймон привык не действовать в лоб. На самом деле он вовсе не собирается жениться. Ни под каким видом. Единственное, чего он хочет, это переспать с ней. Оливия больно закусила губу, чтобы отвлечься от куда более сильной душевной боли.

— Мне очень жаль, что у вас ничего не вышло с… — Оливия прервалась и провела рукой по глазам.

— Ее звали Сильвия.

— С Сильвией, — продолжила она, гадая, что заставило Саймона говорить о бывшей подружке таким пренебрежительным тоном. — Но это еще не причина, чтобы вступать со мной в сделку. Саймон, я отношусь к браку серьезно. Для меня это не пустая формальность, которую нужно соблюсти, чтобы лечь в постель с очередным предметом увлечения, а затем развестись. Должно быть, вы имели в виду именно это?

— Должно быть? — бесстрастно повторил Саймон. — Да, я говорил о формальности. Но не пустой, а о той самой, которую вы якобы воспринимаете всерьез. До конца жизни и так далее. Я знаю, что вы не любите меня, Оливия. — Уголки его рта насмешливо приподнялись. — И вижу в этом определенное преимущество. Я считаю, что брак по расчету имеет гораздо больше шансов на успех, чем тот, который основан на мечтах и иллюзиях.

Лягушачий хор внезапно умолк.

О боже… Он говорил серьезно. У Оливии взмокли ладони и защипало глаза.

Саймон Себастьян просил ее выйти за него замуж. Не для любви. Не для того единственного, что имело смысл. И смотрел на нее так, словно предлагал прогуляться в лес или поиграть в крокет. Для него в этом не было ничего особенного.

Оливия поставила бокал с хересом на маленький овальный столик, поднялась, подошла к открытому окну, оперлась руками о подоконник и посмотрела на отражение комнаты в стекле.

— Почему? — спросила она.

Лягушки заквакали вновь.

Когда Саймон ответил, его тон был куда менее бесстрастным.

— Одну причину я вам уже назвал.

Оливия покачала головой.

— Нет. Этого мало.

— Согласен, это еще далеко не все. И даже не самое важное. Но надо было с чего-то начать.

— Ладно. Продолжайте.

И Саймон продолжил:

— Шесть лет назад Шерраби принадлежало моему брату Мартину. Конечно, это был и мой дом, и я был привязан к нему. Но не слишком задумывался о судьбе поместья, поскольку знал, что оно никогда не будет моим.

Оливия, глядя в стекло, увидела, что он провел рукой по лбу.

— О да, конечно, поместье приносило мне доход, — сказал он так, будто речь шла о дешевой однокомнатной квартирке.