Мы обнялись на прощание. Казалось бы, последний фрагмент головоломки встал на место. Я ушла с мыслью: ну вот. Теперь все ясно. Теперь все встало на свои места.

Но нет. Что-то не дает мне покоя. Что-то не так. Что-то, связанное с Днем святого Валентина, с тем моментом, когда я сидела возле бывшего дома Роана.

В ту первую ночь у Алисии я просмотрела на своем телефоне запись, которую сделала с крыши гаража Оуэна. Я смотрела ее снова и снова. Мой взгляд был прикован к лицу Роана, когда его рука соприкоснулась с фарфоровой кожей Алисии. И я увидела их. Подспудную злость. Ярость. Тьму.

Я знаю, как устроен мир. Мужчины бьют женщин. Женщины бьют мужчин. Девушки ломают парням пальцы в отместку за то, что те сделали с ними в детстве.

Но было в лице Роана, когда он ударил Алисию, нечто леденящее душу, пугающее, и это при том, что он врач, его работа заключалась в том, чтобы исцелять людей. Правильно Джош сказал тем вечером, когда мы впервые болтали с ним: как человек с такой работой может причинять боль людям, которых он любил, причем каждый день?

Той ночью я показала Алисии отснятые кадры. К синяку на скуле она приложила пачку замороженного горошка. Алисия вздрогнула, когда я показала ей свою запись.

– Блин, Алисия, что это за человек? – спросила я.

– Не хочу даже говорить об этом, – сказала Алисия.

Она уронила пакет с горошком себе на колени.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

– Он как будто идет по жизни в маске. Сегодня вечером маска слетела с его лица, и мне это не понравилось. Это заставило меня задуматься, – сказала она. – Это заставило меня задуматься кое о каких вещах.

– О чем именно?

– О том, что он говорил. О том, чем он хотел заниматься в постели.

– Например.

Она снова поднесла горошек к щеке и слегка покачала головой.

– Я застукала его однажды, – сказала Алисия прерывающимся голосом. – Поймала в офисе. Он… доставлял себе удовольствие. Я подразнила его, спросила, думает ли он при этом обо мне. Он отшутился, сказал, что, конечно, он думает обо мне. Но я краем глаза увидела, Сафайр, я увидела эссе, написанное одним из его пациентов. Фантазию об изнасиловании.

Мои глаза в буквальном смысле полезли на лоб.

– Подумай сама, – сказала она. – Он один из них, понимаешь? Один из тех, в ком тебя ничто не удивит, если как следует об этом не задуматься. Если не заглянуть под маску. Тогда увидишь, что на самом деле он дурной человек, а вовсе не хороший. Что никакой он не спаситель. – Она остановилась и посмотрела на меня. – Что, возможно, он хищник.

Как только она это сказала, мне как будто дали под дых.

* * *

На днях я вернулась, чтобы проведать свой небольшой клочок земли напротив бывшего дома Роана, просто по старинке. Похоже, что квартиры наконец-то будут там построены. Закладывается фундамент. Скоро начнут забивать сваи. Люди трудятся там целый день, ворота открыты, машины въезжают и выезжают.

Моего укромного местечка больше нет, а вместе с ним ушли и покой, и тишина, и маленький рыжий лис.

И сейчас, в этот ясный апрельский вечер, я сижу на своей кровати, смотрю на свой розовый бумажный абажур с вырезанными сердечками, и мне еще больше нравится восьмилетняя девочка, которая его выбрала, потому что она выросла и стала обалденной девушкой, ломающей пальцы обидчику, мстящей тому, кто когда-то причинил ей боль. Я смотрю на Анджело. Он больше не пушистый комочек, а настоящий маленький котик, моя маленькая частичка дикой природы в помещении, и, по идее, я должна быть счастлива, но что-то гудит и гудит в моей голове. Харрисон находится под стражей за три сексуальных нападения, но у него есть алиби на все остальные; похоже, что все это время по улицам разгуливал не один хищник.