Изменить размер шрифта - +

– Мы предлагаем вам, Оуэн, пройти этот учебный курс. Он рассчитан на неделю и затрагивает все вопросы, которые мы сегодня обсуждали. Если по окончании курса вы почувствуете, что обучение пошло вам на пользу и вы получили более четкое представление о том, что уместно, а что нет на рабочем месте с детьми, мы сможем вести разговор о вашем возвращении к работе. Но вы должны приложить усилия. На сто процентов. Прочтите это. Скажите мне, что вы думаете. Вы для нас очень ценный сотрудник, Оуэн. – Кривая улыбка. – Мы не хотим вас терять.

Оуэн какое-то время смотрит на листок бумаги. Слова плывут и кружатся у него перед глазами. В его голове мелькает словосочетание «промывание мозгов». Провести неделю в обществе педофилов, которых перепрограммируют на то, чтобы они думали, что веганы – существа высшего сорта, а женщины могут иметь пенисы. Только не это, думает он. Нет, спасибо.

Он толкает листок назад к Холли.

– Спасибо, но я предпочитаю увольнение.

 

* * *

Выйдя из Илинг-колледжа, Оуэн довольно долго бесцельно бродит по улицам. Его страшит сама мысль о поездке домой на метро. Он с ужасом представляет, как Тесси посмотрит на него сквозь стекла очков в роговой оправе и спросит: «Почему ты вернулся так рано?» А потом он сядет в свое комковатое кресло и просидит в нем до конца дня, таращась в экран компьютера.

Он мог бы позвонить в колледж, отозвать заявление об увольнении, согласиться на этот курс обучения. Для него пути все еще открыты. Но даже если он получит работу назад, он будет вынужден каждый день приходить в колледж, видеть на занятиях лица этих двух девушек, он вновь окажется в окружении отталкивающих подростков, которые думают, что он фашист-извращенец. Так стоит ли за это бороться?

У него есть сбережения. Тесси берет с него за проживание столько же, сколько и пятнадцать лет назад, когда он был подростком, только что потерявшим близкого человека: двадцать пять фунтов в неделю. У него нет друзей, нет дорогостоящих хобби, и на протяжении многих лет он не имел привычки тратить свои кровно заработанные деньги на вождение по ресторанам череды новых женщин. На счете в банке у него несколько тысяч. Мало, чтобы внести залог за хорошую квартиру, но более чем достаточно, чтобы прожить несколько месяцев. Он не хочет возвращаться на старую работу. Он не намерен за нее бороться.

Он звонит отцу.

– Пап, – говорит он, – это я.

Ответом ему становится короткая пауза. Отец пару секунд молчит, подсознательно перенастраиваясь на разговор с сыном.

– Привет, Оуэн, – говорит он наконец. – Как дела?

– Я не видел тебя целую вечность, – начинает Оуэн. – Несколько месяцев, если быть точным.

– Знаю, – виновато отвечает отец. – Знаю. Ужасно, правда, как быстро летит время.

– Как прошло Рождество? – резко спрашивает Оуэн, лишая отца возможности переложить вину за их крайне редкое общение на что-либо, кроме его собственного безразличия.

– Как сказать. Довольно суматошно. Прости меня, что…

– Все в порядке, – вновь перебивает его Оуэн. Он не хочет слышать все это в очередной раз: больная свекровь, сводный брат, переживающий какой-то жалкий кризис Поколения Зет, связанный с наркотиками и гендерной дисфорией, «все это навалилось в этом году, сынок, и мы решили немного задраить люки». Решение отца «немного задраить люки», в переводе на общедоступный язык означавшее нежелание видеть своего первенца, и без того довольно обидное, когда он впервые объявил о нем сыну, с течением времени ничуть не улучшилось.

– Ну, а ты… Как твое?..

– Я провел Рождество один, – быстро отвечает Оуэн.

Быстрый переход