Я посмотрел ей в глаза и понял, как нам всё решить. Я просто сказал, что чувствовал, что хотел сказать:

— Я люблю тебя.

И она сказала именно то, что я хотел от неё услышать:

— Я тоже люблю тебя.

Тут же исчезла вся неопределенность. Мы оба сразу всё поняли. Мы знали, что чувствует каждый из нас, о чем думает.

Мы тут же заговорили совершенно свободно. Слова вылетали из наших уст, сталкивались, лопались пузырями, соединялись во фразы и предложения. Она сказала, что очень сожалела о своём уходе, но была слишком упряма, чтобы вернуться и попросить прощения. Я сказал, что хотел найти её, но слишком испугался даже приближаться к ней. Сказал, что уволился из «Автоматического интерфейса», рассказал о Фелипе и встрече с Ужасом Простых Людей, однако умолчал об убийстве Стюарта и совершенных нами терактах. Она поведала, как поняла, что она Невидимка, как, работая официанткой, познакомилась с другой женщиной-Невидимкой и вместе с ней переехала в Томпсон.

Мы оба не переставали восхищаться тем, что вновь нашли друг друга. Причём, не где-нибудь, а здесь.

— Мы должны были быть вместе, — слегка игриво произнесла Джейн.

— Наверное, должны были, — согласился я.

Мы вышли из магазина и отправились к ней домой. Жила она в одноэтажном доме неподалеку от Мейн-стрит. Я с удивлением обнаружил в нём нашу старую мебель, ту самую, что когда-то стояла у нас в квартире. Очевидно, ей ничего и никому не нужно было доказывать. Она не собиралась делать своё жильё каким-то уникальным, особенным, она просто расставила мебель так, как ей хотелось. Мне было там уютно, и, несмотря на то, что я прекрасно осознавал, что вкусы Джейн были совершенно обычными, мне они пришлись по вкусу.

Как я мог не заметить, что она тоже Невидимка?

Как я этого раньше не понял?

По собственной тупости, полагаю.

Она приготовила ужин — запекла курицу с рисом — как в старые времена. Пока она копошилась на кухне, я валялся на диване и смотрел телевизор. Потом мы вместе ужинали в гостиной, как будто давно были женаты и никогда не расставались. Мы болтали обо всём и ни о чём, словно ничего не изменилось, мы знали привычки друг друга, манеру говорить. Ещё никогда прежде я не был так счастлив.

После ужина я помог ей помыть посуду. Пока она домывала последнюю ложку, я стоял и молча смотрел на неё. Она это заметила и спросила:

— В чём дело?

— А?

— Чего молчишь?

Я посмотрел на неё и нервно облизнул губы.

— Мы будем… — начал я.

— … заниматься любовью? — перебила она меня.

— … трахаться?

Мы рассмеялись.

Она взглянула на меня, её губы казались мне красными и очень чувственными.

— Да, — сказала она. Она коснулась мыльными ладонями моих щёк, привстала на цыпочках и поцеловала.

Той ночью нам не потребовалось никаких предварительных ласк. Мы быстро скинули одежду, уже полностью готовые. Она легла на спину, я завалился на неё сверху, она раздвинула ноги и ввела меня в себя.

Потом я счастливо уснул безо всяких сновидений. Ночью она несколько раз будила меня и мы занимались этим снова и снова.

Утром, разговаривая с Мардж Лэнг, сотрудницей отдела кадров, я сказался больным.