Изменить размер шрифта - +

Я кивнул, притворившись, что слушаю.

Мы сели в машину и Ральф принялся описывать дом, в котором я буду жить. Когда мы выехали на увешанную плакатами дорогу, он оборвал себя на полуслове.

— А это зачем? — поинтересовался я.

— Подготовка к параду в честь Дня Энди Уорхола. Он пройдёт в эти выходные.

Я заметил, что плакаты и растяжки висели повсюду: на столбах, на стенах, ими были обклеены витрины и телефонные будки. И на всех были изображены знаменитости и рисунки Уорхола, изображавшие Мэрилин Монро, Джейн Фонду, Джеймса Дина и Элизабет Тейлор.

— День Энди Уорхола? — переспросил я.

— Один из наших самых главных праздников.

— Главных?

— 15 минут славы, — пояснил Ральф. — Быть замеченным на 15 минут. Именно этого мы все и хотим. Только об этом и просим.

Я хотел отпустить какой-нибудь саркастический комментарий, но не стал. Зачем мне это? Почему я отказываю этим людям в праве быть заметными, людям, на которых никто и никогда не обращал внимания? У нас были свои 15 минут славы. Несмотря на то, что про Ужас Простых Людей никто так и не узнал, наши дела не остались незамеченными. В качестве доказательства у нас была масса газетных статей и записанных репортажей. Я вспомнил собственную ярость, собственное отчаяние, которым был переполнен до встречи с Фелипе и я не мог винить этих людей за то, что они хотели того же, чего когда-то хотел и я, чего хотели все мы.

Я внимательно посмотрел на огромный плакат с портретом Уорхола.

— Неужели ни один Невидимка ни разу не добивался славы? — спросил я.

— В 1970 одна наша местная группа вошла в топ-10. Называлась «The Peppertree Conspiracy», а альбом — «Солнечный мир».

— У меня есть их записи! — воскликнул я. — Мне они нравились! Это был первый музыкальный альбом, который мне подарили родители.

Ральф грустно улыбнулся.

— Он был у всех нас. И мы его любили. Целую неделю его любили вообще все. Сейчас же, полагаю, не найти ни одного не-Невидимки, у кого остались их записи. Там и сям на складах до сих пор лежат коробки с пластинками, но большая часть, скорее всего передана в «Гудвил» или в Армию Спасения. Готов спорить, сейчас уже и не найти никого, кто помнил бы наизусть хоть одну песню.

— А с музыкантами что стало?

— Тедди Говард стал нашим священником.

— А остальные?

— Роджер загнулся от передоза в 1973-м, Пол по утрам отжигает на нашем радио, — Он выдержал паузу. — А я стучал на барабанах.

— Ого. — Я был на самом деле очень сильно впечатлён и начал смотреть на Ральфе с некоторым уважением. Я вспомнил, как ребенком сидел и слушал запись, держа в руках по карандашу и притворяясь, что стучал по барабанам, а перед сценой бесновалась толпа кричащих девчонок. Мне хотелось рассказать ему об этом, но веселый и одновременно грустный ностальгирующий взгляд мэра вынудил отложить этот рассказ на другой раз.

Он свернул на другую улицу.

— Давайте-ка посмотрим, где вы будете жить.

 

2.

 

Я получил работу в отделе планирования в мэрии. Мне предстояло заниматься обработкой разрешений на строительство. Скучная работа, но я и сам был скучным и окружали меня такие же скучные люди, так что, наверное, мне должно понравиться.

Однако не понравилось.

Я был удивлён. Мои предпочтения, всё, что мне нравилось и не нравилось никогда не отличалось от того, что нравилось Фелипе и остальным террористам, и я думал, что в Томпсоне всё будет так же. Я буду расслаблен и весел, буду счастлив.

Однако этого не случилось.

Быстрый переход