Его красиво изогнутые брови взлетели вверх.

— Стоит ли так переживать из-за какого-то шрама?

— Ты прекрасно знаешь, что речь не о шраме.

— Ага! Значит, боишься, что я тебя поцелую?

— Я не хочу, чтобы меня целовали против моей воли.

— Ты уверена, что действительно этого не хочешь?

— Вполне.

— Сомневаюсь. Я не верю, что ты такая бесчувственная недотрога, какой хочешь казаться. Но даже если я ошибаюсь, прими это, как возмездие.

Его губы медленно обхватили ее рот, и она с трудом удержалась, чтобы не ответить на поцелуй. Кончиком языка он провел по линии ее губ и коснулся маленькой ямки под ними. Потом прихватил ее нижнюю губу зубами и мягко прикусил ее.

Ее глаза закрылись, волна удовольствия пробежала по телу от этих прикосновений.

— Почему ты не хочешь вернуть мне поцелуй? — Он целовал ее лицо мелкими быстрыми поцелуями. — Я знаю, ты тоже этого хочешь.

— Я не хочу…

С удовлетворенным вздохом он снова овладел ее губами и углубил поцелуй. Его язык исследовал потаенные уголки ее рта, дотрагивался до жемчужно-белых зубов.

Ее расплавившееся сердце учащенно забилось. Тело напряглось, и кровь быстрее побежала по венам.

Никогда раньше ей не доводилось испытывать таких ощущений, и она ответила на его поцелуй, отдаваясь во власть непреодолимой страсти. Все ее сомнения и колебания куда-то исчезли. Она поняла, что, если сейчас он начнет раздевать ее, она не пошевелит и пальцем, чтобы помешать ему.

И, словно поняв это, он отстранился.

10

С трудом подняв отяжелевшие веки, Мадлен увидела, что Луи изучающе смотрит на нее. Ей даже показалось, что в глубине его зеленых глаз затаилось презрение.

Она похолодела. Он выпрямился, и его лицо приняло обычное ироничное выражение.

Неужели это было на самом деле или ей показалось? — мучительно размышляла Мадлен, когда он отошел от нее. Конечно нет. Наверное, ей показалось. Ведь он сам начал целовать ее и требовал ответа, так почему же он мог презирать ее?

Однако на этот раз поцелуй был совсем другим, чем тогда, в саду, осознала она.

Тогда он был спонтанным, порывистым, искренним; а на этот раз намеренным, рассчитанным и отстраненным, словно он хотел что-то доказать самому себе…

Небрежным, почти дразнящим тоном он произнес:

— Если мы продолжим в том же духе, вряд ли эта елочка окажется наряженной.

— Насильник! — Мадлен вскочила на ноги, Слегка покачнувшись, и принялась вытаскивать разноцветные невесомые шары из коробки.

Какое-то время они молча развешивали на колючие веточки украшения, гирлянды и блестящую мишуру.

Она уже начала тяготиться напряженной тишиной и стала придумывать, что бы такое сказать, когда Луи заметил:

— В детстве мы обожали наряжать елку под Рождество.

Обрадовавшись возможности узнать побольше, она спросила:

— Сколько же детей было в вашей семье?

— Я и две сестры. Клэр старше меня на шесть лет, а Мирей на год моложе. — Он укрепил на ветке игрушечную малиновку так, словно она вот-вот спикирует на сидящего ниже голубя. — Все эти предметы вызывают самые счастливые воспоминания.

— У вас было счастливое детство?

— До тех пор пока мне не исполнилось десять, когда умерла мама.

— О, прости. — Мадлен осознала, что он вызывает у нее чересчур горячее участие и сочувствие. — Ничего не может быть хуже такой потери.

— Да. Клэр тяжелее всех пережила этот удар. Она не смогла с собой справиться и окончательно сбилась с пути. Ей только исполнилось шестнадцать, когда она поняла, что забеременела.