Он выздоровел.

 Или проклят. Смотря как поглядеть.

 Томми хотел бы умереть на вершине той горы вместе с родителями. Но вместо того его похитили из израильского военного госпиталя, украли у безличных врачей, пытавшихся понять, каким чудом он выжил. Его последние тюремщики утверждают, что он не просто выжил во время трагедии в Масаде, настаивая, что он более чем излечен от своего рака.

 Они сказали, что он не умрет никогда.

 И, что хуже всего, он начал им верить.

 По щеке скатилась слеза, оставляя горячий след на его замерзшей коже.

 Томми утер ее тыльной стороной рукавицы, испытывая гнев, досаду, желая кричать на этот бескрайний простор — взывая не о помощи, а об освобождении, о возможности увидеть мать и отца снова.

 Два месяца назад кто-то опоил его снотворным, и очнулся он уже здесь, на этом огромном ледоколе посреди замерзшего океана. Корабль недавно покрасили, по большей части в черный цвет, и каюты громоздились поверх него, как красные кирпичики «Лего». Пока что он насчитал человек сто команды, запоминая лица и знакомясь с заведенным на борту порядком.

 Пока что побег невозможен, но знание — сила.

 И это одна из причин, по которой Томми проводил так много времени в судовой библиотеке, просматривая немногочисленные книги на английском и пытаясь узнать как можно больше.

 К любым другим его вопросам окружающие оставались глухи. Команда говорила по-русски, и с ним никто из членов экипажа общаться не желал. Разговаривали с ним лишь два человека на борту ледокола — и оба внушали ему ужас, хоть он и старался изо всех сил скрыть это.

 Будто откликнувшись на его мысли, Алеша присоединился к нему у планшира. Он принес две рапиры и одну из них отдал Томми. Русский паренек с виду ровесник Томми, но его лицо — воплощение лжи. Алеша старше, на десятки лет старше его. Будто в доказательство своей нечеловеческой природы, оделся Алеша лишь в серые фланелевые брюки и безупречно отглаженную белую рубашку с расстегнутым воротом, подставив бледное горло крепкому ветру, продувающему каждый уголок на ледяной палубе. Настоящий человек в таком наряде замерз бы до смерти.

 Томми принял рапиру, зная, что если коснется голой руки Алеши, то обнаружит, что она так же холодна, как лед, намерзший на перилах.

 Алеша — нежить под названием «стригой». Бессмертный, как и Томми, но крайне непохожий на него.

 Вскоре после похищения Томми Алеша прижал его ладонь к своей холодной груди, продемонстрировав отсутствие сердцебиения. Показал Томми свои зубы, продемонстрировал, как его волчьи клыки могут выдвигаться и убираться в десны по его собственной воле. Но самое разительное отличие между ними заключается в том, что питается Алеша человеческой кровью.

 Томми ни капельки на него не похож.

 Он по-прежнему ест обычную пищу, его сердце бьется все так же, и зубы у него такие же, как раньше.

 Так кто же я такой?

 Кажется, этого не ведает даже его поработитель — господин Алеши. Или, по крайней мере, делиться своим знанием не желает.

 Алеша стукнул его по голове рукояткой рапиры, чтобы привлечь внимание.

 — Слушай, что я тебе говорю! Мы должны упражняться.

 Томми последовал за ним на импровизированную площадку для фехтования на палубе корабля и встал в позицию.

 — Нет! — насмешливо бросил его противник. — Ноги шире! И направь рапиру вверх, чтобы прикрыться.

 Видимо, скучая на огромном корабле, Алеша затеял учить его манерам русской знати. Кроме уроков фехтования, этот мальчик преподавал Томми массу терминов, касающихся лошадей, упряжи и кавалерийских маневров.