— Я здесь не затем, чтобы судить Руна, — произнес Христиан. — Ситуация была экстраординарная. Уж мне-то можете не объяснять. Меня больше интересует, что было с вами после этого.

 — Что вы имеете в виду?

 — У вас были видения? Ощущения, которые вы не можете объяснить?

 Эрин закрыла глаза, чувствуя нахлынувшее облегчение. Значит, вот чем объясняются ее приступы!

 Я все-таки не схожу с ума.

 Должно быть, Христиан заметил ее реакцию.

 — У вас были видения. Хвала Господу!

 — Кто-нибудь потрудится мне объяснить? — встрял Джордан.

 Теперь, задним числом, Эрин поняла, что должна была сказать ему о приступах. Но ей не хотелось даже думать о них, не то что делиться с кем-либо.

 Христиан все растолковал обоим:

 — Когда стригой вкушает от кого-то и жертва остается в живых — что случается крайне редко, — между ними образуются кровные узы. И они сохраняются, пока стригой не вкусит снова, стирая эти узы новой кровью.

 От этих слов Джордана замутило.

 Тут подошел молодой официант с блокнотом в руках и карандашом за ухом. Его белокурые волосы были скатаны в дреды. Заказав всем черный кофе, его отослали.

 Выждав, когда парнишка удалится за пределы слышимости, Эрин вернулась к разговору.

 — Но то, что я переживала, — полнейшая бессмыслица. Темнота. Совершенно непроглядная. У меня жуткое клаустрофобическое ощущение, что я в западне. Будто меня заперли в саркофаге или в гробу.

 — Как тогда в Масаде? — уточнил Джордан.

 Эрин снова взяла его за руку, наслаждаясь теплом его ладони, отчасти в качестве извинения за то, что оттолкнула его минуту назад.

 — Именно так я и думаю. Я думала, это приступы паники. И отмахивалась от этих эпизодов, считая их вспышкой воспоминаний о том, как мы оказались взаперти в той античной усыпальнице. Но некоторые детали этих видений казались мне странными. В ящике было холодно, но ощущение такое, будто я лежу в кислоте. Она пропитала мою одежду и обжигает мне кожу. Но что еще страннее, все пахнет вином.

 — Вином? — переспросил Христиан, резко выпрямляясь.

 Она кивнула.

 — Если вы воспринимаете Руна через эти видения, обжигать будет ванна из освященного вина, — Христиан уставил на нее пристальный взгляд своих зорких зеленых глаз. — Вы не представляете, где этот ящик может находиться? Вы что-нибудь слышали?

 Она медленно покачала головой, пытаясь вспомнить какие-нибудь еще подробности, но безуспешно.

 — Простите.

 Она помнила лишь эту боль, чувствуя, что ощутила лишь самую малость того, что выносит Рун. Давно ли он в этой ловушке? Христиан сказал, что Рун пропал вскоре после сражения. Это было два месяца назад. Нельзя бросать его в таком положении.

 И тут она похолодела от другого воспоминания.

 — Христиан, с каждым из этих видений я становилась все слабее, руки прямо как из свинца. В последний раз я едва сумела их поднять.

 Выражение лица священника подтверждало ее наихудшие опасения.

 Вероятно, это означает, что Рун умирает.

 Христиан протянул руку, коснувшись ее ладони, чтобы утешить.

 — Лучше всего побыстрее добраться в Рим. Кардинал Бернард более осведомлен по части такого рода уз, чем я. В ранние дни Церкви они встречались часто.

 Они зафрахтовали чартерный самолет, до отлета которого оставалось два часа.