Как же мне и дальше вести этой тропой вранья тех, кого я должна учить истине?

 Однако разве есть у нее выбор? Дверь, ненадолго приоткрывшаяся, чтобы явить взору сокровенную природу мира, столь же внезапно закрылась.

 Не закрылась. Захлопнулась у меня перед носом.

 Отрезанная от правд, скрытых за этой дверью, Эрин чувствовала себя отверженной, и ей оставалось лишь гадать, где истина, а где заблуждение.

 Наконец, лекция подошла к концу. Эрин торопливо принялась вытирать белый пластик доски, словно вместе со словами уничтожала заключенные в них враки и полуправду. Ну, хотя бы все позади. Она поздравила себя с завершением последней лекции года. Теперь осталось лишь закончить проверку курсовых, а дальше можно совершенно свободно встретить вызов рождественских каникул.

 На эту вереницу свободных дней у Эрин мысленно накладывался образ голубых глаз и жестких черт сурового лица, полных губ, так легко расплывающихся в улыбке, гладкого лба под белокурыми волосами, подстриженными бобриком. Будет славно снова увидеться с сержантом Джорданом Стоуном. Прошло уже несколько недель с тех пор, как она в последний раз видела его собственными глазами, хотя они и частенько говорили по телефону. Она не питала уверенности, что эти отношения надолго, но хотела выяснить это на собственном опыте.

 

Конечно, это означает, что надо выбрать безупречный рождественский подарок, чтобы выразить подобные сантименты. При этой мысли Эрин улыбнулась.

 Когда она уже начала стирать с доски последнюю строку, собираясь отпустить студентов, набежавшее облачко заслонило солнце, погрузив аудиторию в тень. Губка застыла на доске. Голова у Эрин на миг закружилась, и она обнаружила, что падает в…

 Абсолютную тьму.

 Каменные стены давили ей на плечи. Она попыталась сесть. Голова ударилась о камень, и она со всплеском упала обратно. Ладони лихорадочно обследовали черный мир.

 Вокруг сплошь камни — сверху, сзади, со всех сторон. Не грубый камень, будто она погребена в недрах горы. А гладкий. Полированный, как стекло.

 Вдоль верха ящика тянулся инкрустированный узор из серебра, обжегшего ей кончики пальцев.

 Она охнула, и вино хлынуло ей в рот. Довольно, чтобы захлебнуться.

 Вино?

 Дверь в конце аудитории захлопнулась, рывком вернув ее к действительности. Эрин уставилась на губку на доске, крепко стиснутую ее пальцами так, что костяшки побелели.

 И давно я так стою? На виду у всех…

 Она прикинула, что не более нескольких секунд. За последние пару недель на нее уже накатывали подобные приступы, но еще ни разу — на глазах у других. Эрин отмахивалась от них, считая последствием посттравматического шока и надеясь, что они пройдут сами, но последний оказался ярче и живее всех.

 Сделав глубокий вдох, она обернулась к студентам. Они ничуть не встревожились, значит, она не могла быть в отключке слишком долго. Надо взять это под контроль, пока де случилось чего-нибудь похуже.

 Эрин поглядела на хлопнувшую дверь.

 У задней стены замерла знакомая фигура. Заметив, что она смотрит, Нейт Хайсмит поднял большой конверт, помахал им с извиняющейся улыбкой и пошел вниз по проходу в своих ковбойских сапогах. Его прихрамывающая походка напомнила Эрин о пытке, которую он вынес прошлой осенью.

 Она поджала губы. Нужно было лучше защищать его. И Хайнриха. И особенно Эмми. Не подвергни Эрин девушку опасности, та могла бы жить по сей день.