Примерно через шесть часов после ареста Мейнарда и его возвращения в тюрьму в мой офис позвонил судья Гласс.

— Я хочу как можно скорее назначить новую дату первого судебного разбирательства по делу Мейнарда, — начал он, — и вы могли бы защищать его по новым обвинениям. Ему будет предъявлено обвинение в побеге, четырех умышленных убийствах, заговоре с целью преднамеренного убийства. Вы ведь не будете возражать?

— Не возражал бы я?

Вероятно, это был самый глупый вопрос, который я когда-либо слыша. Процесс над Энджел давил на меня, я постоянно находился в поисках Тестера-младшего, моя мать умирала, сестра сидела в тюрьме, и я чувствовал себя частично виновным в смерти Дэвида и Даррена. И в довершение всего, я знал, что если б стал защищать интересы Мейнарда после убийства двух любимых помощников шерифа, то нажил бы себе новых врагов в округе Джонсон, и мне, вероятно, пришлось бы продолжать заниматься юридической практикой, по крайней мере, еще два года. Я бы не возражал?

— Судья, я же говорил, что больше не хочу больше назначения на дела. Я ухожу с этой работы.

— У всех нас имеются проблемы, мистер Диллард, — сказал он. — На данный момент моя самая большая проблема — разобраться с этим дерьмом. Вы уже назначены на первые два убийства, еще несколько не повредит вам. Заключите сделку для всех убийств сразу и покончите с этим.

— Судья, вы меня не слушаете.

— Процессуальное право гласит, что я могу назначить вас на любое дело. Если вы откажетесь, я могу обвинить вас в неуважении. Теперь необходимо разобраться как профессионал, либо я предъявлю обвинение в неуважении и отправлю в тюрьму, либо вы беретесь за дело.

— Где его держат? — спросил я сквозь стиснутые зубы.

— Насколько я знаю, его отвезли в Северо-восточную тюрьму в блок строгого режима. Он должен быть обвинен как можно быстрее, если вы не сможете заставить его подписать отказ от своих прав. Как думаете, у вас все получится?

— Понятия не имею. Я должен его спросить.

— К пятнице с ним надо поговорить.

— Я отправлюсь к нему после похорон, — пообещал я.

Крепкий молодой охранник вернулся с двумя своими, такими же крепкими и молодыми коллегами, как и он, и Мейнардом, который шел между ними и самодовольно улыбался. У него на лице и руках были синяки — полагаю, это была работа полицейских. Охранники посадили его на стул напротив меня. В полу не было крючков, чтобы зацепить цепь, поэтому они пропустили ее несколько раз через его кандалы и обернули вокруг ножек стула. Поэтому, если бы он решил броситься на меня, ему пришлось бы тащить за собой стул.

— Вы хотите, чтобы мы остались в комнате? — спросил один из охранников.

— Нет, спасибо. Я уже много раз общался с мистером Бушем.

— Если у вас возникнут какие-либо проблемы, просто крикните. Мы будем прямо дверью,— сказал он.

Я посмотрел на Мейнарда. На его полосатом комбинезоне как спереди, так и сзади, было написано — «Строгий режим». Его взгляд блуждал, на лице застыла отвратительная ухмылка.

— Ты был очень занятым в эти дни, — сказал я.

— Спасибо за помощь, — ответил он.

— Сукин сын. Ты использовал меня.

— В обоих случаях ты прав. Моя мать была сукой, и да, я играл с тобой. Не волнуйся об этом. Я играл со всеми. Как ты думаешь, почему я так сильно хотел сменить место процесса? Я знал, что эти парни из Маунтин-Сити не смогут обеспечить хорошую охрану.

— Почему, Мейнард? — спросил я. — Зачем нужно было сбегать и совершать что-то настолько глупое?

— В течение двадцати лет я хотел расплатиться с этой никчемной старой ведьмой.