Потом он остановился, отвесил низкий поклон и закричал:
— Салам, салам алейкум! Аллах оказывает мне большую милость, посылая таких гостей! Я сам, и мой дом, и все воины моего племени с великой радостью отдают себя в полное ваше распоряжение!
— Ишь, как его разобрало! — тихо проворчал Серый. — Будто я не знаю, что этот парень знает об Аллахе ровно столько же, сколько верблюд об астрономии!
После этого замечания он возвысил голос и церемонно ответил на приветствие. Шварц присоединился. Толстяк подошел ближе, поклонился еще раз и продолжал:
— Я — шейх племени джуров, которое живет здесь поблизости. Сегодня днем мы заметили большой огонь со стороны селения и поспешили сюда, чтобы помочь белым. Когда мы пришли, здесь никого не было, и теперь мы спасаем то добро, которое еще не сгорело.
— А куда ушли белые? — спросил Шварц.
— Один Аллах знает это, я — нет.
Этот джур, конечно, был язычником, но, думая, что перед ним мусульманин, он старался через каждое слово употреблять слово «Аллах».
— Ты знаешь жителей этого селения? — продолжал Шварц свои расспросы.
— Да, господин, я знаю их всех.
— Когда ты был здесь в последний раз?
— На один день раньше, чем вчера.
— Зачем ты приходил?
— Абдулмоут позвал меня поговорить о верховых животных, которых я должен был дать ему для похода.
— Куда отправлялся отряд?
— В страну беланда.
— А в какое место?
— Этого я не знаю, господин. Места, куда он собирается повести своих людей в поход, Абдулмоут никогда не называет так же, как и Абуль-моут.
— А где, кстати, находится сейчас Абуль-моут?
— В стране хомров, но он должен скоро вернуться.
— Ты его друг?
Тут толстые губы шейха разъехались до ушей, что, по-видимому, должно было означать «дипломатическую» улыбку, а потом он схватился обеими руками за уложенные вокруг головы наподобие надувной подушки волосы и несколько смущенно ответил:
— Ах, господин, бедный человек вроде меня должен быть другом всех больших господ, если он не хочет, чтобы его съели. Тебе я тоже охотно буду служить, потому что я знаю, что ты хорошо мне заплатишь.
— Заплачу ли я тебе вообще, будет зависеть только от тебя. Я хочу, чтобы ты откровенно ответил мне на мои вопросы. Итак, знаешь ли ты, когда Абдулмоут покинул селение?
— Ранним утром. За день до этого, сразу после полудня, я должен был привести ему животных.
— Он оставил здесь отряд своих людей?
— Думаю, что да, господин. Он всегда оставляет для охраны пятьдесят человек и собирался поступить так и в этот раз.
— Где эти люди сейчас?
— Ушли, а вот куда, я не знаю, — повторил шейх.
— Кто сжег селение?
— Они и сожгли. Они взбунтовались и ушли, взяв с собой всех коров и овец.
— Ах вот оно что! Так, значит, Абуль-моут разорен!
— Скоро он снова разбогатеет, господин. Когда он уходил, то сказал, что завербует и приведет с собой много воинов-нуэров, чтобы ловить с ними рабов в стране ниам-ниам. Когда он придет и увидит, что стряслось, он тут же отправится в погоню за мятежниками, убьет их и заберет обратно все свое имущество.
— А может быть, пожар устроен по приказу Абдулмоута?
— Нет, конечно, нет, господин, потому что Абдулмоут верен своему хозяину.
— Так же верен, как и ты? — спросил Шварц и строго посмотрел в заплывшие жиром, бегающие глазки шейха.
Тот поклонился, заискивающе хихикнул и ответил:
— Господин, я верен каждому, кто мне платит. |