Когда Кэтрин наконец осталась наедине с Теолой в роскошной, белой с золотом гостиной, являющейся частью апартаментов королевы, она восторженно воскликнула:

— Мама была права! Мне очень нравится быть королевой!

— Я так и думала, — ответила Теола, — и все эти люди действительно рады видеть тебя.

— Еще бы! — заметила Кэтрин. — Премьер-министр не уставал повторять мне, как он и его соратники рады тому, что их трон украсит англичанка.

— Я имела в виду кавонийцев, — сказала Теола.

— Ах эти! — отмахнулась Кэтрин. — Несомненно, они обрадуются свадебным увеселениям, которые, как уверяет меня король, будут грандиозными.

— Ты знаешь, что в Зантосе нет больницы? — спросила Теола.

— Это меня не касается! — резко ответила Кэтрин. — А если ты все еще думаешь о том происшествии с девчонкой, когда ты вела себя так недостойно, я требую, чтобы ты забыла о ней!

Теола не ответила, и через секунду Кэтрин продолжила:

— Если ты именно так собираешься вести себя в иностранном государстве, я попрошу папу увезти тебя с собой в Англию. Возможно, я так и сделаю. Уверена, здесь найдется немало очаровательных и приятных австрийских дам, которые с радостью станут моими фрейлинами.

Теола ахнула.

Она слишком хорошо знала, какая жизнь ожидает ее дома, и не предполагала, что по приезде в Кавонию Кэтрин сможет так быстро отказаться от ее услуг.

— Мне… очень жаль, — смиренно произнесла она.

— Да, тебе должно быть стыдно! — заявила Кэтрин. — И будь добра, впредь веди себя прилично, Теола. Я видела, что премьер-министр был недоволен тем, как ты помешала им застрелить этого мятежника.

С большим трудом Теола проглотила просившиеся на язык слова и вместо этого кротко спросила:

— Можно я пойду к себе в комнату, Кэтрин, и переодену платье? Полагаю, мои услуги тебе понадобятся через час, когда мы должны будем собираться на прием короля.

— Да, и поторопись, — ответила Кэтрин. — Я хочу, чтобы ты объяснила моим новым горничным, как нужно меня одевать, а потом ты займешься моей прической.

— Да, конечно, — ответила Теола.

Служанка показала ей ее комнату, которая находилась рядом с огромной и роскошной спальней Кэтрин.

Апартаменты королевы были очень красивы, а мебель, очевидно, привезли в Кавонию из Вены. Невозможно было спутать ее барочный стиль, сверкающие зеркала в серебряных рамах и большие, богато инкрустированные шкафы и комоды.

Вместо каминов комнаты во дворце отапливались кафельными печками, изразцы которых были скопированы с печей дворца в Вене.

В гостиной и коридорах стены украшали исключительно портреты Габсбургов или пейзажи Австрии.

Теола подумала, что, если у Кавонии и существует собственная культура, во дворце пет никаких ее следов.

Ее собственная спальня была, разумеется, гораздо меньше по размерам, чем спальня Кэтрин, но удобная и опять-таки обставленная в венском стиле.

Две горничные распаковывали сундуки Теолы, и, когда она поблагодарила их на кавонийском языке, они явно пришли в восторг, и на их лицах засияли улыбки.

Одна из них была очень молоденькой и явно проходила обучение у второй, постарше.

— Вы говорите на нашем языке, фрейлейн? — радостно воскликнула она.

— Я пытаюсь говорить на нем, — ответила Теола, — и вы должны мне помочь, потому что я начала учить его совсем недавно.

— Во дворце мы обязаны разговаривать только по-немецки, фрейлейн, — сказала старшая горничная.

— Но не со мной, — возразила Теола.