Сначала она боялась, что сын не простит ее: столько отчаяния было в его полубезумных глазах. Они с ним прятались друг от друга в разных комнатах, и это длилось, как показалось Наташе, целую черную вечность. Никто не приходил к ним, и оставалось только гадать, сложилось ли то, что она выстроила мысленно, и попыталась внушить всем, что только так и можно.

Однажды Наташа не выдержала и поздно вечером, когда в домах уже включали свет, крадучись подобралась к Лилькиным окнам. Точнее, просто прошла мимо, не сбавляя шага и только скосив глаза… Этого оказалось достаточно, чтобы заметить две тени. Обе они были знакомы Наташе.

А, вернувшись, она была поражена тем, что сын — необъяснимо! — все, словно бы, увидел ее глазами. И заставил себя принять это. Впервые за эти дни звучал рояль, на который Саша, не жалея его, выплескивал свою обиду и ярость, тоску и жажду мести.

"Первая музыка — флейта Пана — родилась от неразделенной любви, — сразу вспомнилось ей. — Лилька дала ему больше, чем, если б осталась с ним… Маленький мой, когда-нибудь ты поймешь это".

По-деревенски присев на крылечке, Наташа слушала его многоголосый крик, почти не похожий на музыку, и кусала костяшки пальцев, запрещая себе плакать. Бог простил ее. Он вернул ей возможность жить рядом с гением. Отдать ему всю себя, свою душу, свои силы, свою жизнь…

…Когда к началу занятий сын вернулся в Петербург, она встретила Лильку. Смешную, пузатенькую, весело торгующуюся с продавцом фруктов, который уже чуть ли не жонглировал рыжими апельсинами.

"Она и здесь устроила цирк… Все вернулось на свои места. Как она правильно ведет себя: ей действительно нужны фрукты, — Наташа поискала взглядом Игоря и увидела, что он покупает мясо. — И это необходимо, если хочешь, чтобы родился мальчик. Только бы она не назвала его Сашей… Надеюсь, у них достанет чуткости. А вообще-то, лучше бы родилась девочка".

Подходить к ним Наташа не стала: о чем было говорить? Она в который раз повторила про себя, что все сложилось по-божески, и не о чем жалеть. Все получили именно то, чего на самом деле и хотели. Даже Игорь: у него ведь могло и не быть того утра…

"Нам всем еще повезло, — Наташе хотелось перекреститься, думая об этом. — Симметрия этого года сулила куда более страшное… Сашка не верил".

Она и сама рада была бы ошибиться в своем мрачном предсказании. Но чуть ли каждый день приносил новости то об убийственных штормах на Черном море и селевых потоках, уносящих человеческие жизни и несбывшиеся мечты, то об авиакатастрофах, взрывах, лесных пожарах и неслыханных засухах… Лилька с Игорем были так невинны в сравнении со всем этим!

Теперь Наташа к тому же улетала от этих людей и общего с ними прошлого так далеко, что оно неизбежно должно было затеряться где-нибудь по пути. А если что-то и застрянет жгучим осколком, то ведь Петербург из тех городов, что способны обновить человека, если тот, конечно, восприимчив к красоте и улавливает дыхание вечности. Наташа ждала встречи с ним почти с тем же нетерпением, с каким хотела увидеть сына.

Мазнув взглядом по сбрасывающим штукатурку стенам старых домов, Наташа перешла через дорогу к таксофону, и сняла трубку. Механический голос объявил, что остаток на карточке — две минуты.

"Я освободилась даже от этого", — она улыбнулась и, поздоровавшись с диспетчером, сказала:

— Мне нужно уехать в аэропорт. Если можно, скорее!