То, что его приравняли к Богу, не могло не польстить адвокату, но все же по губам скользнула ироническая улыбка. Когда ему распевают хвалебные оды олигархи или видные чиновники — объяснимо и понятно. Вслед за словесной похвалой последует другая, более приятная — денежная. А чем может отблагодарить банкрот Лавриков? Только нищенским гонораром.

   — На том стоим, любезный… Возьми выписку с реквизитами, куда следует перечислить залог. Квитанцию к двум часам — мне, — почему-то Резников показал не на подъезд ине на тротуар — вверх. Будто он прописан там, в небесной канцелярии. — Предстоит миллиард всевозможных юридических формальностей. Но к четырем, думаю, клиента освободят из узилища. Засим, желаю успехов!

   О вознаграждении ни слова, растерялся Санчо. Бессребреник, что ли? Не может быть! Часто общаясь с юристами — адвокатами, следователями, прокурорами и прочей шушерой, Санчо понял, что среди них нет чистых, не замаранных официальными подачками или неофициальными взятками. Бессребреники живут только в сказках для детей дошкольного возраста.

   — Благодарить буду отдельной строкой в российском бюджете, — прозрачно намекнул он на официальность будущего гонорара. — Можете не сомневаться…

   — Я вовсе и не сомневаюсь, — с досадой огрызнулся Михаил Ильич. — Мне по должности нельзя сомневаться.

   — Тогда мчусь заниматься бухгалтерией. Ох, до чего же не люблю рисовать цыфири, складывать, делить, умножать… Западло это! — щегольнул он любимым словечком, так нелюбимым Клавкой. — Извините, пожалуйста…

   Жаргонное выражение не удивило адвоката, от подследственных бандитов он и не того наслушался. Удивило извинение. Ох, и не прост же этот толстяк! От него припахиваетсмесью наивности и хитрости, щенячьего повизгивания и львиного рыка. Достойный приятель бывшего авторитета.

   — Ничего, привык… Забыл спросить…

   — С ходу колюсь! — перебил Санчо. Он был готов не только колоться — облизывать спасителя Лавра, сдувать пылинки с его модного пиджака, целовать в задницу. — Всегда готов! — воскликнул он, с трудом удержавшись от пионерского салюта.

   Ибо Мошкин в далеком детстве был пионером, активным и верующим в коммунистические идеалы. Будущее представлялось ему чем-то розовым и нарядным: комсомолец, член партии, борец за светлое завтра. Жизнь изрядно поработала над ним — убрала веру, вместо нее внедрила совсем другое: желание жить по человечески, не считая в кармане рубли и копейки.

   Вот и остались от детских лет некоторые выражения, типа «будь готов — всегда готов!». Правда, в ином смысле, противоположном пионерским.

   — Надеюсь, деньги легальные? Там ведь проводку копать станут, изучать под микроскопом. Найдут шершавинку — все, амба, вместо освобождения накинут дополнительный срок… Надеюсь, понимаешь?

   Правая рука бывшего пионера снова вздрогнула и взметнулась к глупой башке. Санчо успел перехватить ее левой лапищей и возвратить в исходное положение.

   — Обижаете, сударь! Что б у нас грязные деньги? Откуда? Западло! Тем более, залог предоставил Лавриков-младший. Честнейший юноша из послезавтрашнего поколения, он никакой грязи — ни на дух. Каждый цент просто сияет чистотой — ослепнуть можно!

   Панегирик возвышенной честности плательщика адвокат встретил невеселой гримасой. Будто ему подсунули прокисшее молоко с давно истекшим сроком хранения.

   — Дожить бы до послезавтра…

   Санчо усмехнулся.