Нелюдь снял маску и сразу надел ее. Будто представился.

   — Не хочешь в рощу, так и быть — пообщаемся здесь… Всего несколько вопросов. Отвечать словами необязательно, разрешаю кивнуть или моргнуть. Я пойму.

   Дюбин говорит спокойно, без раздражения и угроз. Правда, это еще ни о чем не свидетельствует, убийца — он и есть убийца, жизнь научила его хладнокровию, уверенностью в себе.

   Бывший коллега погибшего мужа, что ему понадобилось от вдовы?

   — Слушаю вас.

   Они стояли друг против друга, так близко, что женщина ощущала на своем лице тревожное мужское дыхание. Дюбин по прежнему сжимал ей руку, будто застегнул наручники. Он молчал, видимо, подбирая убедительные или смертельно опасные для него слова и фразы.

   Первый вопрос прозвучал для нее ударом грома.

   — Ты любишь Лавра?

   Какое право имеет ряженный бандит спрашивать ее о самом потаенном, сугубо личном? Он, что, следователь прокуратуры или милиции? Но и на допросах она подумала бы: стоит ли отвечать?

   — Предположим, люблю. Что дальше?

   Ответ походит на увесистую пощечину. Но Дюбин не возмутился и не нагрубил — просто не заметил.

   — Значит, любишь, — полу утвердительно, полувопросительно прошептал он. В этом шепоте слышались завистливые нотки мужчины, лишенного семейного тепла. — Ничего предосудительного — любая женщина должна любить, ибо в любви — ее долг и предназначение. Так установлено Богом и Сатаной.

   Надо же, он еще и философствует, удивилась Кирсанова. Философствующий бандит — это что-то новое, еще не изученное писателями явление. И при чем тут Сатана? Для рифмы, что ли? Или для большей убедительности?

   — Уж не знаю что и кем установлено. Просто люблю! — с гордостью, подняв голову, повторила Ольга Сергеевна. — Никому нет дела до моих чувств! — со злостью добавила она.

   Господи, хоть бы сосед приехал на своем хрипящем и сопящем «запорожце», или сторож, охраняющий коттеджный поселок, выглянул из будки. Она огляделась. Никого, тишинаи покой. На участке дремлет ее легковушка, за оградой стоит… красный «кадет».

   Так вот кто выслеживал ее и, в конце концов выследил! Не киллер и не поклонник — фальшивый друг первого мужа… Как же она не услышала звуков мотора? А если бы и услышала? Кричать, звать на помощь? Оружия у нее нет, да и стрелять она так и не научилась — Лавруша обещал, но никак не мог найти свободное время. Теперь уже не научит…

   — Не оглядывайся и не рассчитывай на помощь, — прошипел Дюбин. — Здесь только ты и я. Еще — Сатана, к которому я тебя сейчас отправлю… Признайся, Лавр тоже любит тебя? Или любит твои деньги?

   Неожиданно для себя Ольга Сергеевна заплакала. Размытая тушь потекла по щекам, губы искривились. Она по бабьи всхлипывала, закрывала ладонью рот. Гнусное предположение о любви Федора к ее деньгам оказалось страшней ожидания смерти.

   — Говори, сука!

   — Любит, конечно, любит. Меня, а не зеленные бумажки!

   Дюбин освободил ей руку, подтолкнул к ограде. Наслаждаясь беззащитностью жертвы и своей властью над ней, вытащил из-за ремня пистолет и принялся наворачивать на него глушитель.

   Вот и все, подумала приговоренная к смерти, перестав плакать, закончила ты, Оленька, свой жизненный путь. Теперь тебя отпоют в деревенской церкви, Лавруша и сын оплачут, похоронят, ежедневно станут приходить на могилку, потом у них появятся другие заботы и хлопоты…

   До чего же все нелепо! Будто в глупой трагикомедии! Не хватает аплодирующих зрителей и раскланивающегося режиссера.