Изменить размер шрифта - +
Сказал бы просто: прими на мелкие расходы, разбогатеешь — возвратишь. — Ты ведь поистратился, связал себе руки… Вот и прими, чтоб развязать их… Делай, что хочешь… Выкупи свой пакет или пусти в оборот, или раскрути консервный завод… В общем, решай сам… Ведь мы с тобой — родственники… близкие родственники… Вот и возьми… Без отдачи… Ты не думай, это беспроцентный вклад… На какое угодно время…

   Сплошная мешанина, нередко лишенная смысла. Чего только не наворочено! И просьба не обижаться, и заверения в вечной дружбе, и совет немедленно «раскрутить» Окимовское предприятие, и упоминание о каких-то «мелких расходах», и беспроцентный заем.

   Когда Иван волнуется, он всегда мемекает голодным телком, срывается на глупые рассуждения. Будто боится услышать жалкие слова благодарности, увидеть на глазах облагодетельствованного человека слезы умиления. Плохо же он знает своего «старшего брата»!

   Федечка насмешливо развел руками.

   — Хоть в ноги бросайся, хоть слезами облейся… Спасибо, вот только на беспроцентный кредит не надейся — возвращу деньги с нормальными процентами… За совет выкупить у «Империи» проданные акции тоже благодарю, вот только возвращать пакет не собираюсь. Только одни раки назад ползают, а я не членистоногий морепродукт. Мне свое «берендеево царство» отстроить надо.

   Своеобразный, завуалированный выговор немного покоробил Ивана. Он рассчитывал совсем на другую реакцию. Не человек, его старший брат — сухарь, для которого существует только одно дело, только один бизнес. Все остальное — мелочь, не заслуживающая слюнявых рассуждений.

   — Значит, чек пригодится?

   — Еще бы! А то я полтора часа сидел в приемной банкира, надеясь на оформление кредита. И свалил, так и не дождавшись.

   Значит, он во время вручил конверт с чеком, с радостью первооткрывателя подумал Иван. А это — высшая благодарность, которую он так добивается.

   — Отказали?

   Федечка горько усмехнулся. Он не привык быть бесправным униженным просителем, бесплодное сидение в приемной — немалое количество синяков на больном самолюбии, воспоминание об этом — еще один синяк.

   — Не дождался ни согласия, ни отказа. Понимаешь, писать страшно захотелось. А спросить у девушки-секретарши — где сортир, как-то неудобно. Вот и пришлось сбежать.

   Сначала Иван поверил. Действительно, когда переполненный мочевой пузырь в самый неподходящий момент требует немедленного опорожнения, поневоле сбежишь. Однажды, во время урока с ним тоже приключилась подобная неприятность. Долго терпел, заставляя себя думать о другом, не связанном с отправлением физиологических функций организма. Не выдержав, попросил у преподавателя литературы разрешения на минутку выйти. Вышел, красный от стыда, под градом ехидных смешков и понимающего шепота одноклассников.

   Федечка выждал пару минут и расхохотался. Иван последовал его примеру.

   Женька опаздывал. Пельмени всплыли на поверхность кипящей воды, переварятся — превратятся в обычную смесь теста и фарша.

   — Ты почему не запер? — неожиданно спросил Иван, опасливо поглядев на дверь. — Все — нараспашку, и калитка, и двери.

   Понятно, время эйфории прошло, и «партизан» возвратился в прежнее состояние. Страх парализовал волю, затуманил мозги. Сейчас побежит в свою светелку, закроется на все замки и засовы и спрячется под кровать.

   — Зачем запираться? Нам с тобой никто не угрожает, — с деланным равнодушием возразил Лавриков.

Быстрый переход