Прихватили вора с газовым пистолетом. Не страшно, разрешение — искусно сработанная умельцем липа — в кармане, на лицо пристроено искреннее возмущение. За что вяжете, козлы, что вам померещилось? Где вы, радетели о правах человека? Отзовитесь, придите на помощь незаконно повязанному человеку!

   Никто на помощь не прибежал. Вонючие опера, как водится, обшмонали задержанного и в потайном кармашке обнаружили неопровержимую улику — стволик с нарезкой. Вставишь его в газовый пистолет, и он превращается в боевой. Легко и удобно. Остальное прошло так же легко, без сучка и задоринки. Суд вынес приговор — три года в колонии общего режима. И это — за один только стволик, кусок железа?

   Явный беспредел!

   Слава Богу, сыскари не копнули глубже, ограничились оружием, если бы всплыли на поверхность другие, более опасные, прегрешения подследственного, срок мог бы быть значительно большим. А три года — пустяк, мелочевка, отдохнет от жизненных передряг, наберется сил.

   Вот и пришлось тогда молодому вору париться на зоне.

   Один из надзирателей, по лагерно-тюремному — вертухай, парень не намного старше Санчо, был страстным меломаном. Он никогда не расставался с транзисторным приемником, настроенным на развлекательную волну. Сопровождает зека в лагерную администрацию — дергается под музыку, как припадочный, блаженно щурится. Наверно, упивается даже сидя на унитазе, или балуясь с бабой. Одним словом — фанат!

   К разным вальсам, фокстротам, зарубежным изыскам, Санчо остался равнодушным, а вот услышал однажды арию из оперы «Евгений Онегин» и — загорелся. А уж романсы приклеились к нему, не хуже листьев банного веника. До того дошел, что начал сам сочинять не только музыку, но и слова.

   Вот и сейчас, ожидая в машине Лавра, он с удовольствием слушал арию Ленского. Оглаживал баранку руля, по привычке потирая лоб, задумчиво улыбался.

   Но обычной расслабленности не было. Слишком сильно накалилась атмосфера в «семье», вот-вот грянет гром, ударят испепеляющие молнии. Слежка за ним, попытка покушения на Ольгу Сергеевну, примелькавшийся красный «кадет» — все говорит о близкой опасности. Какие уж тут оперы, какие романсы!

   Санчо думал не о себе — он привык к разборкам, сжился с чувством всегдашней опасности — думал о людях, которых любил, спокойствием которых дорожил. В первую очередь о Лавре. Сколько бед и несчастий довелось ему пережить — нормальному человеку на две, нет, на три жизни хватит и еще останется — не сломался, не превратился в зверя, остался прежним, добрым и отзывчивым человеком.

   «Паду ли я стрелой пронзенный, или мимо пролетит она?» — пела магнитола голосом Лемешева. Вот именно, комментировал про себя Санчо, или пролетит мимо или ударит в сердце. И это на пороге счастливой семейной жизни, когда рядом — любимый сын, верный друг и любимая женщина? Что еще нужно для счастья?

   Западло это, до чего же западло!

   Будто наколдовал! Мимо «жигуля» медленно проехал знакомый красный «кадет», остановился на противоположной стороне улицы. Ну, все, мерзкий пастух, теперь не уйдешь,схвачу за горло — все секреты выдавлю! Санчо выбрался из салона и… остановился. За опущенным тонированным стеклом отлично видна знакомая физиономия. Легкая щетина на щеках, съуженные гляделки, тонкая шея. Он не ошибается, за рулем «кадета» сидит Дюбель-Дюбин, поднявшийся из могилы, отпетый и похороненный, мертвец! Нет, он поднялся не из могилы — воскрес из ада. Об этом говорит даже цвет его машины — багрово-красный, напоминающий дьявольское пекло.

   Вот она, мучающая его, реальная опасность! Не отдаленная — близкая, подступившая вплотную.