Граф рассказал ей о великолепии Гранд Опера и о том, какие замечательные, блестящие пьесы шли в театрах Парижа.

Батиста была благодарной слушательницей — все рассказанное графом приводило ее в восторг. И граф с воодушевлением говорил о зажигательной музыке Оффенбаха, о художниках-новаторах, чьи работы принесли «Академии» и «Салону» всемирную известность.

И только после завтрака, когда уже подали кофе, граф вспомнил об интересующем его вопросе.

— Но вернемся к денежным делам, — сказал он, — я бы хотел знать какой суммой вы располагаете.

— Мне должно… вполне хватить, — уклончиво ответила девушка.

— Такой ответ меня не удовлетворяет.

Она крепко стиснула руки.

— Поймите… — умоляюще произнесла Батиста, — я ни в коем случае не хочу быть вам в тягость… и хоть вы очень помогли мне, вы не можете быть в ответе за меня…

— Нет, я в ответе за вас, хочу того или нет, — возразил граф. — Вы моя гостья, и я как хороший хозяин не оставлю вас без денег на дорогу.

— Я предупреждала вас, что отец причинит вам много вреда, если узнает, что вы помогли мне. Он очень мстителен и беспощаден с теми, кто встает на его пути.

Батиста вся сжалась, и граф догадался, что она вспомнила тяжелую отцовскую руку.

— Уверяю вас, — сказал он решительно, — я ничуть не боюсь ни вашего отца, ни его суровой мести.

Это была неправда, он лгал, чтобы успокоить Батисту и придать себе больший вес в ее глазах.

— И потому я считаю должным сообщить вам свое имя, мадемуазель. Я граф Ирвин Хоксхед.

Он сомневался, что его имя скажет ей что-нибудь, и потому был приятно удивлен, когда Батиста радостно встрепенулась, словно узнав его.

— Так это вы владелец Ролло и Аполлона? Ваши лошади в прошлом году выиграли две большие скачки!

— Так и есть, — подтвердил граф, едва скрывая свое удивление ее осведомленностью. — Ролло выиграл скачки «Две тысячи гиней», а Аполлон — Золотую чашу в «Аскоте». Но меня поражает ваш интерес к этому.

— Я обожаю лошадей, — с готовностью объяснила Батиста, — и всякий раз читаю колонку о скачках в «Таймс», хотя папа вряд ли пришел бы в восторг, узнай он о моем увлечении. Наверное, он счел бы это еще одним грехом, требующим наказания.

Граф засмеялся.

— Какое открытие! Вы не перестаете удивлять меня. И подумать только, что вы дочь лорда Дансфорда.

— И почему мы не вспомнили о лошадях за завтраком! — воскликнула Батиста.

Она говорила с таким пылом, что у графа невольно вырвалось:

— Что ж, пусть эта тема займет нас за ужином.

Встревоженный тон выдал ее сомнения. Батиста ожидала, что к ужину он уже распрощается с ней.

— Этим вы окажете мне великую честь, — заверил граф.

На самом деле он начинал беспокоиться, как бы его безрассудность не обернулась бедой.

Граф поднялся из-за стола и сказал:

— Нам необходимо намного опередить вашего отца. Поэтому не станем терять драгоценного времени и отправимся в путь.

Они проехали уже немало миль, начало смеркаться. К вечеру экипаж прибыл в город, где они собирались заночевать.

Большую часть пути они ехали молча. После завтрака граф предоставил коляску Батисте, а сам поскакал верхом. Позже он пересел в коляску, но девушка сама не решилась заговорить, боясь надоесть ему. Граф не знал, что в это время она читала про себя молитву: благодарила небеса за то, что ей посчастливилось встретить графа, который увозил ее все дальше и дальше от жестокого отца.