– Давно существует этот город? – спросила Мэри.

– Основан в 1963 году, только тогда он назывался Оутс, потому что им владела компания «Оутс маньюфэкчеринг». «Томпсон индастриз» завладела им в 1979 году и сменила название.

– И этот город всегда соответствовал настроению страны?

– Конечно. Иначе как бы мы существовали? В конце шестидесятых у нас тут были беспорядки. Жаль, что вы их не видели. Молодежь заявила, что ей надоело быть Незаметными и потребовала признания. Они думали, что это кем-то на нас наложено, будто мы в глазах закона – меньшинство, которое угнетается системой. Они устраивали протесты перед штаб-квартирой «Оутс», а когда это ничего не дало, здесь были беспорядки. – Он понизил голос. – «Оутс» послала войска подавить волнения. Частные войска. Тогда застрелили насмерть сто десять человек. Никто никогда не видел этого в новостях – никто не вспомнил бы, даже если бы видел, – но войска вошли, построились и стали убивать горожан. Неважно, кем они были и что делали. Солдатам было плевать. Они просто открыли огонь. – Он снова оглянулся убедиться, что мы одни. – Только держите это у себя под шляпой. Здесь об этом говорить не принято.

Я кивнул.

– После этого мы получили больше автономии, но лишь потому, что встали раком. Мы узнали, что нас можно в любой момент выбросить на помойку. Компания может перебить нас всех, и никто не заметит. И уж тем более никому дела до этого не будет. – Он покачал головой. – Потом стали меняться вещи, и мы вместе с ними. Мы сказали «нет» «Солти-серферам» и «да» – «Доритос» со вкусом кокоса. – Он пожал плечами. – Вот так все и есть.

Какое-то время мы шли дальше в молчании. Подошли к кондитерской «Миссис Филдс» между «Стандартными фирменными красками» и «Стандартной обувью». Ральф остановился.

– Это печенье вам надо попробовать. Это лучшее в мире.

Мы стояли перед витриной, глядя на громоздящиеся подносы свежего печенья. Я слышал запах выпечки – густой, сахаристый, шоколадный, восхитительный запах.

Кондитерская еще не открылась, но Ральф громко постучал по стеклу, и женщина в красной с белым форменной одежде отодвинула стекло в сторону.

– Да?

– Со мной тут новые рекруты, Гленда. Как ты можешь их угостить?

Женщина посмотрела на нас, улыбнулась в знак приветствия и снова повернулась к мэру.

– Конечно. Их – да. А ты подождешь, пока мы откроемся.

– Ну, Гленда...

– Ладно тебе, «ну, Гленда»! Ты не хуже меня знаешь, что привел их сюда, только чтобы самому съесть мое печенье.

– Ничего не могу поделать. Люблю я твои...

– Ну, хватит. Возьми одно и заткнись.

Она дала Ральфу огромного размера печенье, раздала по штуке нам и закрыла окно.

Я откусил печенье. Я хотел, чтобы оно мне не понравилось, хотел доказать себе, уж если не другим, что я не типичен, не ординарен, не средний не такой, как Ральф, в своих пристрастиях и антипатиях. Но печенье мне понравилось. Чудесный вкус, смесь шоколада и арахисового масла, как сочетание из моей мечты. Вкус был настолько совершенным, как будто его создали специально для меня.

И это пугало.

Тем более что я знал, что каждый в этом городе чувствовал бы то же самое.

Мы стояли и ели, глупо болтая о том, какие эти печенья вкусные, и я оглядывался вокруг. Я думал, что Томпсон будет реальным городом, реальной общиной, а не испытательной площадкой для корпорации, и мне немножко хотелось оказаться снова в Дезерт-Палмз. И еще хотелось оказаться снова в своей квартире в Бри.