Никто не знал точного возраста Тома. Ему было, возможно, девять, а может, и двенадцать лет, когда он был замечен бредущим в пустыне с разведывательного самолета Службы минеральных ресурсов. Он не потерялся в пустыне, он был у себя дома на этой огромной территории, Но чиновники правительственного департамента социальной защиты позже нашли его и привезли в Уорбертонскую миссию, полагая, что так нужно для его же пользы.

Здесь он получил возможность наблюдать, как нравы его народа развращались подачками со стороны правительства, и это производило на него тягостное впечатление. Когда приемные родители Лейлы предложили ему перебраться к ним в дом, Том воспользовался случаем, чтобы уйти из миссионерской организации и изучить обычаи и взгляды белых людей с намерением использовать это на благо своего народа. В чем и преуспел, всегда с гордостью думала о брате Лейла. Его приверженность к древней культуре своего народа дополнялась нравственным кодексом семьи Вильсонов, в основе которого лежала любовь ко всем страждущим и готовность помочь им независимо от цвета кожи, расы или религиозных убеждений.

Вряд ли Джим Фарли способен на такую самоотреченность. Он слишком самонадеян, слишком уповает на власть богатства. Но Лейла взывала о помощи не ради этого человека. Она просила за ребенка, за беспомощное дитя, которое оказалось в пустыне не по своей вине.

Том медленно кивнул.

— Я сделаю это ради тебя, Лейла. Сделаю все, что в моих силах, — пообещал он.

Она подарила ему сияющую благодарную улыбку и, даже не взглянув на Фарли, вышла, закрыв за собой дверь. Ноги у нее подкашивались, она почти бежала. Это стремление как можно скорее уйти отсюда было нелогично, если единственное, что связывало ее с Джимом Фарли, было спасение его племянницы, но Лейла не могла анализировать чувства, обуревавшие ее.

Она услышала шаги бегущего за ней человека. Даже не оборачиваясь, она знала, кто это. Ее сердце бешено колотилось. Она поспешно вышла через двери вестибюля, страстно желая, чтобы Фарли передумал и вернулся назад, к Тому. Ведь она сделала для него все что могла.

Лейла находилась в пяти шагах от места, где она оставила свой автомобиль, когда он окликнул ее:

— Госпожа Дитерли, пожалуйста!.. Остановитесь на минуту!

Это ровно на шестьдесят секунд больше, чем я могу себе позволить, подумала Лейла, но шаг ее замедлился.

Она не хотела, чтобы Фарли преследовал ее до самого Медицинского центра. Лучше переговорить с ним здесь. И сразу же покончить с этим.

Она остановилась.

Джим поравнялся с ней.

— Я хотел поблагодарить вас за то, что вы сейчас сделали.

Лейла внутренне собралась, чтобы встретить взгляд его глаз и дать ему, если потребуется, отпор:

— Господин Фарли, я сделала бы то же самое для любого другого в подобных обстоятельствах.

— Почему вы пришли? Откуда вы могла знать? Я редко удивляюсь, но когда вы вошли, мне показалось, что вы явились как ангел, из ниоткуда, чтобы дать утешение отчаявшемуся.

— Я не ангел, господин Фарли, и я должна идти, я тороплюсь.

— Вы не можете! — Его зеленые глаза требовали, пытаясь растопить холод, застывший в ее взгляде. — С нами происходит что-то необычное. Я чувствую, я знаю это!

— Нет. Ничего не происходит, — Лейла отрицала с горячностью, невольно обнаруживая внутреннее смятение, которое посеяли в ней его слова.

— Никогда до этого в своей жизни я не испытывал подобного влечения ни к одной женщине.

Она вспыхнула, со стыдом признаваясь себе, сколь привлекателен для нее этот человек.

— Вы не должны говорить подобные вещи. Это неприлично.

Лейла повернулась, собираясь уйти. Он схватил ее за руку, чтобы удержать. Пальцы его жгли ей кожу, и жара, стоявшая снаружи, казалась пустяковой по сравнению с этим жаром.