Он перехватил ее пристальный взгляд.

– Завтра… – убедившись, что полностью завладел ее вниманием, он сообщил: – я зайду поговорить с вами в полдень.

– В полдень?

– Да. Будьте дома.

Энн посмотрела ему в глаза, потом с легким волнением, вернувшимся к ней, кивнула:

– Хорошо. Буду.

– Доброе утро, – долетел до него мягкий голос Энн.

Реджи обернулся, когда она закрывала дверь комнаты. Бледно-зеленое платье подчеркивало изящную фигуру, каштановый цвет волос казался глубже. Шурша широкими юбками, Энн шла к нему, настороженно вглядываясь в его лицо. Реджи не спускал с нее глаз.

Увидев, как Энн все больше мрачнеет, он тоже нахмурился. Она остановилась в ярде от него, выпрямилась и сцепила перед собой руки.

– Если вы пришли, чтобы читать мне нотации по поводу наблюдения за Каверлоками…

Он почувствовал ее неуверенность, и раздражение снова охватило его. Он поджал губы. Да будь они прокляты, эти Каверлоки!

– Вы не нуждаетесь… – Реджи увидел, как она отпрянула и взяла себя в руки. Он помедлил, потом выдохнул: – Я не об этом хотел говорить с вами.

Ее глаза расширились.

– Ох. – Потом с обычной мягкостью Энн спросила: – Тогда о чем?

Реджи, стиснув зубы, боролся с инстинктом, не позволяющим открыться даже сейчас, чтобы не оказаться беззащитным и избежать боли, если он неправильно понял Энн.

И все-таки он не ошибся ни в ней, ни в себе, он видел это в ее глазах, с робкой надеждой смотревших на него.

– О том, что произошло у леди Хендрик. В гостиной. – Реджи исчерпал все слова. Как, черт побери, это можно выразить?

Краска залила ее щеки. Румянец стал ярче, Энн опустила глаза.

– Я… простите, если я зашла слишком далеко…

– Нет. – Он шагнул ближе и провел пальцем по ее щеке. – Не извиняйтесь. Если кто-то и должен принести извинения, то это я… – Она подняла взгляд, и он на миг смолк, утонув в ее глазах, потом продолжил: – Но я не имею намерения извиняться. Если бы я этого не сделал… если бы мы… возможно, я бы никогда не узнал… так и не понял…

Энн не сводила с него пристальных глаз.

– Чего не поняли?

Ее широко распахнутые глаза, мягкое выражение лица, изящный изгиб губ, густые волосы, легкий запах яблоневого цвета и жимолости, исходивший от ее белой кожи, обещание женственного тепла, которое окутывало его (она стояла так близко, что юбки касались его башмаков), – все это дало ему храбрость взять ее руку, поднести к губам, сказать:

– Что, если мы хотим… если вы согласитесь… мы могли бы счастливо соединить наши судьбы.

Энн заморгала, ее настороженность исчезла, словно упала завеса, и Реджи увидел в ее глазах удивление.

– Вы тоже это чувствовали. Я думала, что только у меня такое чувство или что я слишком многого ждала от того момента…

– Нет. Это было такое же… – Реджи не мог удержаться от кривой улыбки, – властное чувство, как и у вас. И столь же удивительное.

Ответная улыбка изогнула ее губы.

– Я не думала о вас прежде… и вы тоже не думали обо мне.

– Нет. – Нахмурившись, Реджи взглянул на нее, теперь он мог на нее смотреть. – Не могу понять почему.

– Это имеет значение?

Он изучал ее глаза, горевшие теплым нетерпением.

– Нет. Нисколько.

Обняв, он потянул Энн к себе. Он наклонился, их губы, нетерпеливо торопящиеся познать сладость поцелуя, слились…

…и оба услышали голоса и торопливые шаги в коридоре.