– Это как? – удивился я.

– Молча. Геройски.

– В смысле?

– Ну вон. – мужичок кивнул на танк, объемно едущий на нас из гранита.

– Николай Филозов? А что он?

– Ну читай внизу, не видишь что ли?

– Николай Филозов, дважды Герой Советского Союза. Ну и что? – я вопросительно глядел на мужичка.

– Ох и молодежь пошла! Тебя в школе не учили, что звание Героя Советского Союза дается только один раз?

– Да, вроде припоминаю…

– Ну? Смекаешь? – нетерпеливо сказал мужичок.

– То есть второй раз – посмертно?

– А то ж! Он еще полгода воевал нежильцом, только уже в пехоте, а потом обвязал себя гранатами и под фашистский танк бросился. Душу мигом и разметало.

– Да-а-а… А откуда вы все это знаете?

– Да здесь раньше висела доска, там все и было сказано. А потом ее кто-то отвинтил. Ну знаешь, бронза – ценный металл, а тут она здоровая такая… Наверно в рай попал.

– А те, кто сами уходят, те в ад что ли?

– Это уж как сложится.

Я все смотрел на молодое лицо, годами тускневшее на старой кладбищенской керамике. Было в этом лице что-то такое… Либо раньше умели так фотографировать, либо действительно этот парень знал для чего живет и умирает.

– Да…. – сказал я наконец, – геройски жил, геройски умер.

– Камикадзе. – сказал мужичок.

– Что?

– Нежилец-воин. В переводе с японского «ками» – означает дух, нежилец, а «кадза» – воин.

– Вы знаете японский?

– Хе… – мужичок горестно вздохнул, – Семь лет назад я еще был заведующим кафедрой в институте иностранных языков. Это я теперь все уже позабыл пока с бомжами здесь околачивался…

Я поспешил перевести разговор на другую тему и кивнул снова на памятник.

– Я бы так наверно не смог…

– В смысле? С гранатами под танк? А чего мешает?

– Ну не знаю… Как-то…

– Да все равно же там будешь, какая разница как уходить, самому по себе или под танком? Конец-то один для всех. Но под танком – героем, сам по себе – человеком, а если будешь шляться – то под забором, бомжом помрешь, парень…

Последние слова прозвучали зло, и мне показалось, что это упрек. Я обиделся.

– А чего сразу я? Что вы сами не уходите?

– Я… – Мужичок вздохнул. Затем виновато огляделся вокруг, словно в последний раз. – Да пожалуй ты прав, хватит, засиделся. Все духу не было, трусил. Теперь наверно смогу. Просто решиться… Если не сейчас, то… Все, сейчас. Прощай, спасибо тебе. Может свидимся.

– Э, э! Стой, я пошутил! – я дернулся к нему, но было поздно – мужичок решительно закрыл глаза и на всякий случай еще прижал их ладонями.

Он стоял и медленно вплавлялся в теплый майский воздух, растворяясь. Через несколько секунд остался только его контур, словно выгнутый в пространстве из тонкой стальной проволоки, затем исчез и он, и на землю упал пустой пыльный ватник.

– Аркадий, вот ты где! – из-за оградки выскочил Глеб, – Ты с ума сошел, тебя там все ищут! Мы уже две процессии вне очереди пропустили! Где ты шляешься?

Я молча указал ему на ватник. В горле стоял комок.

– Чего это такое? – Глеб с подозрением уставился на ватник.