— У меня нет лошади, — с сожалением покачал головой Уильям. — Мы приехали в карете.

— Об этом не беспокойтесь, — засмеялась Фортейн. — Авали, прикажи оседлать коней. Я пойду переоденусь во что-нибудь более подходящее. Ты позволишь, мама?

— Разумеется, — кивнула Жасмин, поняв замысел дочери. Фортейн выбежала из зала, вскоре вернулась и, позвав Уильяма, снова исчезла.

Молодой человек, широко улыбаясь, последовал за ней, не обращая внимания на злобное шипение своей мамаши:

— Ваша дочь ездит по-мужски? В штанах?! Уильям не слышал, что ответила герцогиня, но не сомневался, что она нашла достойные слова. Сам он находил костюм Фортейн очаровательным, а штаны облегали стройные ноги и круглый задик. Наряд дополняла белая сорочка с широкими рукавами, поверх которой надевался темно-синий шелковый дублет. Все это очень шло девушке.

Грум уже держал под уздцы двух лошадей, красивого, серого в яблоках, мерина, на которого немедленно вскочила Фортейн, и могучего вороного с блестящей на солнце шкурой.

— Его зовут Оберон. — сообщила Фортейн. — Вперед! Он послушно последовал за ней из ворот, по мостику и через деревню и, поравнявшись с девушкой, спросил;

— Почему вы не выбрали себе кобылку?

— Рори Магуайр, наш управляющий, считает, что мы с Громом очень друг другу подходим. Мне нравятся норовистые кони, такие, как Гром. А вы любите ездить верхом?

— Очень. Не нахожу особого удовольствия в том, чтобы, как отец, корпеть над счетами поместья.

— Поэтому мы и взяли управляющего, — согласилась Фортейн.

— И не боитесь, что он вас обокрадет? Ведь он ирландец, а все ирландцы — воры.

— Но и вы тоже ирландец, по крайней мере со стороны отца, — возразила Фортейн.

— Я всегда считал себя британцем, — отрезал Уильям.

— Вы родились здесь. Живете здесь. Ваш отец — ирландец. Кто же вы в таком случае? — рассудительно ответила Фортейн. — Вот я — другое дело. Мой отец — англичанин. Отчим — шотландец. Мать — индианка со стороны отца, а в жилах ее матери текла кровь ирландцев, французов и англичан. Я племянница ныне царствующего Великого Могола, а мои единокровные братья Лесли — родня турецкому султану. Словом, Уильям Девере, у нас мощное фамильное дерево, длинные и густые ветви которого давно перепутались так, что сам дьявол их не расплетет.

— Вы просто поразительны, — выпалил Девере. — Никогда в жизни не встречал девушки, сколько-нибудь напоминающей вас. Почему вы хотите выйти за меня?

— Я не говорила ничего подобного, — покачала головой Фортейн. — Мне еще предстоит найти любимого, а о том, чтобы идти к алтарю с первым встречным, и речи быть не может. Пусть все это, на ваш взгляд, чересчур романтично и глупо, но уж такова я, Уильям Девере.

— Друзья зовут меня Уиллом, — сообщил молодой человек. — Надеюсь, вы полюбите меня, Фортейн, что же касается меня, я уже обожаю вас. Вы такая живая и пылкая!

— Какой прелестный комплимент, Уилл! — с улыбкой пробормотала Фортейн. — О, взгляните! Это дерево, на котором мать велела повесить убийцу моего отца. Вон на той толстой ветке. Говорят, она даже не поморщилась, когда приказала удавить его отцовским поясом, и смотрела, как он корчится в муках. Он намеревался убить маму. Они с отцом отправились на прогулку, но по пути остановились поговорить с моей старшей сестрой Индией. Та попросила посадить ее на лошадь, и мама нагнулась, чтобы взять ее на руки, но тут прогремел выстрел, и отец упал с седла. Крестьяне, прибежавшие с полей, заметили блеск мушкета на холме и, ринувшись туда, поймали злодея.