— А вы не могли бы разъяснить для меня ваши отношения с Нонной Маевской?
Поленов резко вскинул голову.
— Почему вы о ней спрашиваете?
— Потому что у нас есть основания полагать, что убийство Шорохова является чистой случайностью, и на самом деле убийца покушался на Маевскую.
— А-а, — оскалился Поленов, — вы вспомнили о том, что мы разлаялись в пух и прах… И считаете, что я мог…
— Нами были опрошены ваши близкие знакомые, и они, как один, утверждали, что ваш роман с Маевской носил крайне бурный характер. Более того, вы неоднократно заявляли, что готовы убить ее.
— Но ведь я просто так говорил! И потом… У меня были причины!
— Так поведайте о них!
Поленов смотрел Федорчуку прямо в глаза.
— Что у вас за работа такая: выворачивать людей наизнанку?
Он покосился на объемную папку уголовного дела, куда следователь собирался положить его историю… Вздохнул…
— Ноннка — звонкая баба была, — сказал Поленов мертвым голосом. Сначала у нас с ней все нормально было…
— А потом что произошло? — спросила Федорчук, видя, что подозреваемый как-то сбился с мысли… Бешенство вроде как сошло с него, и теперь он погрузился с себя и затих.
— Потом? Потом мы все гуляли на свадьбе у Стаса… А Нонна… В общем, она сказала, что не хочет больше меня видеть. Я психанул, начал на нее орать, сказал, что все равно ее достану…
— Ну а дальше?
— После того, как застрелили Шорохова? — Поленов кусал пересохшие губы. — Я прислал к ней своих ребят…
— Каких ребят? Бандитов?
— Ну да…
— С какой целью?
— Черт! Она украла мои деньги! Стас передал ей пять штук баксов, выложенных мной для его передачи.
— И ваши «ребята» угрожали ей, требуя, чтобы она вернула их?
— Ну да. Но это ничего не значило! Я просто хотел напугать ее! А потом ее вообще посадили.
Федорчук опустил ручку на сгиб между страницами.
— Интересный у вас способ добиться расположения девушки.
— Да она и отомстила мне за все: подставила по полной программе. Иначе сидел бы я тут… Но Шорохова я не убивал! — вдруг страстно воскликнул Поленов. — Клянусь!
ГЛАВА 9
Старинная настольная лампа с зеленым абажуром освещала недописанное Федорчуком обвинительное заключение. Сам представитель сыска и законности то что-то быстро строчил, то вдруг опускал большие сильные ладони поверх стола и следил за раскачивающимися за окном ветками рябины.
Машуня лежала в постели и смотрела на Федорчука. Он ей безумно нравился. Фиса уютно мурлыкал где-то в головах, тикал будильник… А у ее Ивана были красивые темные глаза и волевой подбородок. Когда он думал, у него нечаянно получалось хмуриться, и от этого он казался старше и серьезней.
— Федорчук! — позвала его Машуня, натягивая на себя простыню до самого подбородка. — А тебе сильно ввалят за то, что я у тебя двух подозреваемых увела? Ведь Ноннку пришлось отпустить, Коврова тоже, можно сказать, просто в угол поставят вместо реального наказания…
Ей хотелось, чтобы Иван ее похвалил и сказал что-нибудь ласковое, и она таким окольным образом наводила его на нужную мысль.
Федорчук повернулся на звук ее голоса и с хрустом потянулся.
— Ты чего не спишь? Времени-то уже — полдвенадцатого!
— А я не хочу спать! — задорно объявила она и села, подоткнув себе под спину подушку. |