|
Дональд силится сдержать волнение в голосе и от этого крепче сжимает девочку. В отместку она со всей силы бьет его кулаком по очкам.
— Сюзанна… Я не помню, какая из них кто. Когда мы видели их в последний раз, одна была совсем крошкой. А второй не больше двух или трех.
— Марии было окало двух. — Произнеся ее имя, он чувствует, как теплеет в груди.
Взгляд ее направлен куда-то в тень, и он понятия не имеет, о чем она думает. Ему приходится отцеплять от своего рта неожиданно сильные пальцы младенца.
— Все у них хорошо… это очаровательная семья. Все они. Они были очень добры ко мне. Хорошо бы вам встретиться. Они были бы так счастливы вас увидеть… вы представить себе не можете!
— Наверное, вы им обо мне расскажете, — недоверчиво улыбается она.
— Только если вы сами того пожелаете.
Она отворачивается, но, когда начинает говорить, голос ее меняется:
— Я должна думать о детях.
— Конечно. Подумайте. Я уверен, они не заставят вас делать что-то против воли.
— Я должна думать о детях, — повторяет она. — Теперь, без отца…
Дональд с трудом вытаскивает из-под ребенка носовой платок. Но когда Элизабет снова поворачивается к нему, глаза ее сухи.
— Они рассказывали, что отец нашел меня?
— Что? Они говорили, что вас так и не нашли!
По ее лицу пробегает некое чувство — боль, неверие?
— Он так сказал?
Дональд не знает, что ответить.
— Я отказалась с ним возвращаться. Я тогда только вышла замуж. Он все спрашивал про Эми. Будто винил меня за то, что ее там не было.
Дональд не в состоянии скрыть потрясение.
— Вы что, не понимаете? Они потеряли своих дочерей, а я потеряла все! Мою семью, мой дом, мое прошлое… Мне пришлось бы снова учиться говорить! Я не могла порвать со всем, что знала… еще раз.
— Но… — Дональд не знает, что сказать.
— На лице его был ужас, когда он увидел меня. После того раза он так и не вернулся. А мог бы. Он надеялся, что это Эми. Она всегда была его любимицей.
Дональд смотрит на беззаботного ребенка, и его захлестывает волна жалости.
— Он был не в себе… Не стоит обвинять его за эти расспросы. Он до смерти только и занимался поисками.
Она качает головой, и глаза ее холодны: откуда вам знать?
— Вы были… — он с трудом подбирает слова, не зная, как лучше сказать, — великой тайной века! Вы были знамениты, о вас знали все. Люди со всей Северной Америки писали, выдавая себя за вас — или сообщая, что вас видели. Кто-то даже из Новой Зеландии написал.
— О.
— Вряд ли вы помните, что случилось.
— Какая теперь разница?
— Разве не всегда важно узнать правду?
Он думает о Лоране Жаме и о поисках истины, погнавших в путь их разношерстную компанию, — события валятся друг на друга, словно выстроенные в ряд костяшки домино, и все ведут его через заснеженные равнины в эту крошечную лачугу. Элизабет содрогается, словно от сквозняка.
— Я помню… Не знаю, что вам рассказывали, но мы пошли гулять. По ягоды, наверное. Мы поспорили, где остановиться; другая девочка — как ее звали, Кэти? — не хотела уходить далеко: было очень жарко, и она боялась, что у нее сгорит лицо. На самом деле она просто боялась в лесу.
Элизабет не отрываясь смотрит в одну точку где-то за плечом Дональда. Он едва смеет пошевельнуться, чтобы не прервать ее рассказ.
— Я тоже боялась. Боялась индейцев. — Она чуть усмехается. |