– Не верю!

– Мы тоже, – поспешил уверить отца Джеффри. – Человек не пойдет на такое грязное преступление, украсив одежду наемников своими знаками отличия, но закрыв лицо масками.

– Поздно что либо изменить, – прошептала леди Эла, готовая расплакаться. – Слишком поздно.

Граф Солсбери не обратил на ее слова никакого внимания, но на лице его читалось недоумение.

– Что ты намерен делать? – спросил он сына.

– Хочу просить совета у вас, – ответил Джеффри. – Когда Бьорн сказал мне, что на этих людях ливреи придворных Джона, я, естественно, приказал ему отозвать поисковые отряды. Меньше всего мне хотелось найти здесь короля или хотя бы одного из его прихвостней. Позже, когда Джоанна рассказала мне, что они были в масках, я понял, что король не причастен к этому. Затем Бьорн допросил двух захваченных нами людей. Они не знают, кто их нанял: в лодке с ними находился совсем другой мужчина, а лица того человека они никогда не видели. Им сказали, что они идут на дело по велению короля и находятся под его защитой. Это все, что им известно. Полагаю, Джон не виновен.

– Но кто же?!

Джеффри пристально посмотрел на отца и опустил глаза. Если граф Солсбери задает прямой вопрос, отвечать на него надо откровенно, без каких бы то ни было увиливаний.

– Если Джон не виновен, людей одели в ливреи его придворных с единственным намерением очернить короля. Когда Джоанна объявила бы во всеуслышание о том… о том, что с ней случилось, это не могло бы не настроить короля прежде всего против вас. Вот почему я не знаю, как лучше поступить. Распространить историю о неудачном нападении и о том, как этому препятствовал Брайан? В этом случае виновник вскоре станет известен каждому: не у всех придворных остаются следы от собачьих укусов на спине и ягодицах! Или нам вести себя так, будто ничего не случилось?

– А можно это сохранить в тайне? – обеспокоенно спросил граф Солсбери.

– Почему бы и нет? Тот, кто совершил нападение, будет молчать, даже если эта трусливая шавка, Брейбрук, тут ни при чем. Все наемники, за исключением того, что свалился в реку, мертвы. И даже если он не утонул, то все равно предпочтет держать язык за зубами.

– Джоанна, ты согласна с таким решением? – поинтересовался граф Солсбери. – Оскорбление ведь нанесли тебе.

– Лишь не слишком серьезную обиду. К тому же Брайан и Джеффри с лихвой воздали за меня. Я не хочу, чтобы с кем нибудь обошлись несправедливо… даже с королем. Я соглашусь с любым решением, какое вы с Джеффри сочтете наилучшим.

– Тогда правильнее всего сохранить свершившееся в тайне, – вздохнул граф Солсбери. – Мне не нравится это, но, сказать пр правде, если слухи об этих ливреях дойдут до двора, никакие убедительные слова не спасут безупречность королевского имени.

– Без веских доводов – нет, конечно, – грустно сказала леди Эла. – Вильям, неужели ты не видишь, что все это значит? Если сын Брейбрука стал участником этого замысла…

– Его сын – просто дурак, – проворчал граф Солсбери. – Могу поклясться: отец ничего и не знает о случившемся. К тому же нет доказательств, что это был Генри. Почему вы так уверены в этом?

– Кого же еще мы с Джоанной могли обидеть? – спросил, в свою очередь, Джеффри и, пожав плечами, поморщился. – Доказательства будут, и достаточно скоро. Стоит ему только не появиться завтра при дворе… Кстати, это еще раз говорит о том, что, если мы хотим сохранить нападение в тайне, я должен участвовать в турнире. Иначе придется сказать о своем ранении, другой причины избежать поединков мне не найти.

Граф Солсбери утвердительно, но явно нехотя кивнул головой:

– Посмотрим, как ты себя будешь чувствовать.