Прямо перед ее носом находились ботинки Леокадии. Аполония вспомнила, как они ездили выбирать эти щегольские ботиночки в модный магазин. Между тем небольшая щель наверху потихоньку увеличивалась, свет ворвался в подземелье. Сердце Аполонии заколотилось так, что показалось, будто все пространство вокруг заполнено этим звуком. Резаков стал выбираться наружу, толкая ношу перед собой. Он осторожно высунул голову и в тот же миг рванул обратно:
– Полиция! Назад!
Вниз кубарем скатились все разом и упали друг на друга. Аполония закричала от страха и боли, кажется, она сильно ударилась. Лека скрежетала зубами и стонала, Резаков грязно ругался. Молчал лишь бесчувственный Хорошевский, который упал где-то рядом с Аполонией, как мешок с картошкой. Аполония попыталась подняться и тут встретилась взглядом с сестрой. Это был лишь миг, но сколько пролетело в этот миг, сколько отразилось на лице младшей сестры. От ее взгляда, подобного взгляду затравленного зверя, у Аполонии заныло сердце. Нет, они не могли ненавидеть друг друга!
Леокадия подхватила фонарь, который чудом уцелел, и зашвырнула его в сторону. Он моментально потух, и пространство погрузилось во мрак.
– Фонарь, где фонарь? – зарычал Резаков.
– Я помню, нам надо уходить правее, правее. Вот сюда, – сказав это, Леокадия подтолкнула Огюста в сторону, противоположную тому месту, где в темноте неподвижно замерла Аполония.
– Мы не можем их оставить, ищи, где они? Я убью их!
Сверху донесся оглушительный стук, принялись ломать стену.
– Бежим! Скорее! Огюст! Тоннель, кажется, тут, я нашла его.
Леокадия увлекла Резакова в правый лаз, и они бросились в темноту почти вслепую. Пробежав небольшое расстояние, несколько раз упав, Резаков хлопнул себя по лбу, – Спички! Я идиот! Спички!
Трясущимися руками он вынул коробок, вспыхнуло маленькое пламя. Оно быстро погасло, но они успели разглядеть дорогу и свои лица.
– Мы должны предупредить товарищей.
И они снова устремились в глубь пещеры.
Глава тридцать четвертая
Резаков и Леокадия сбились с пути.
Они не сразу это поняли. Они не могли даже предположить, что подобное может с ними произойти, так как хорошо ориентировались в хитросплетениях подземного лабиринта.
– Кажется, мы тут уже проходили, – испуганно заметила Лека.
Резаков промолчал. Он тоже подозревал, что они мечутся по кругу.
– Наверное, мы ошиблись тоннелем, надо было брать еще правее, – пролепетала Лека, которая теперь считала себя виноватой.
– Разумеется, ты ошиблась. Но ошиблась не в выборе туннеля. Тебе пришлось выбирать, кого спасать, сестру с мужем или своих товарищей. Мы сбились с кратчайшего пути и теперь можем опоздать их предупредить. Полиция нагрянет раньше нас.
– Ты несправедлив ко мне! – закричала Лека и остановилась. – Ты несправедлив! После всего, что я сделала для тебя!
На ее лице было написано такое неподдельное отчаяние, что Резаков невольно почувствовал укол в глубине души.
– Прости, я глуп. Нет смысла тебя упрекать. Трудно выжечь в себе прежнюю сущность. Видишь, я сам предал свои идеи, влюбился в тебя безумно, не устоял, плоть взыграла.
– Я виновата, виновата, прости, прости меня, – умоляла Лека со слезами.
Она понимала, что теперь не время выяснять отношения, надо бежать вперед. Но вдруг появилось ощущение, что судьба уже все за них решила. Это чувство поглотило душу и словно сковало. Лека застыла и не могла пошевелиться.
Резаков взял ее руку и провел по пальцам, как тогда, в «Трущобной кошке». Лека вздрогнула всем телом. Теперь он мог бы и не говорить ей ничего. |