Жерар взял ее за плечи и снова усадил.

— Из того, что я с ней в родстве, вовсе не следует, что я на ее стороне. Это далеко не так. Я — лишний в ее доме, и она ни на минуту не позволяет мне забыть, что я живу у нее из милости.

Бианка быстро-быстро заморгала, чтобы смахнуть с ресниц слезы.

— Значит, вы тоже знаете, что Николь вовсе не ангелочек, каким себя выставляет и каким ее все считают? Она вышла замуж за моего жениха, пыталась отнять у меня Эрандел Холл и плантацию. Но все считают виновной стороной меня, хотя я всего лишь вернула то, что принадлежало мне.

— Да, — согласился Жерар, — но кто такие эти «все»? Американцы. Грубый и невежественный народ. Что же другого от них ждать?

— Конечно, — радостно подхватила Бианка. — Кучка дикарей. Им даже нет дела, что она путается с этим ужасным Уэсли Стэнфордом.

— И Исааком Симмонсом, — с отвращением добавил Жерар. — Это ничтожество только и делает, что крутится вокруг нее.

Вдали послышался звон колокольчика, звавшего к обеду.

— Я должна вас покинуть, — сказала Бианка и вопросительно взглянула на него. — А не могли бы мы… снова увидеться?

Жерар помог ей подняться, что оказалось почти непосильным подвигом для его тщедушного тела, надел сюртук.

— Ничто не может помешать мне видеться с вами. В первый раз, с тех пор, как приехал в Америку, я чувствую, что нашел истинного друга.

— Да, — тихо сказала Бианка, — я чувствую то же самое. Жерар нежно поцеловал ей руку.

— Итак, до завтра?

— Да, завтра в полдень. Давайте устроим пикник! Жерар кивнул, бросил на нее прощальный взгляд и пошел прочь.

Весь долгий путь под палящими лучами солнца она, не переставая, думала о своем новом знакомом. Почему она не вышла замуж за кого-нибудь вроде него, почему ей достался в мужья человек с низменной душой и отвратительными манерами? А ведь с таким мужем, как Жерар, она могла бы быть счастлива. Она несколько раз вслух повторила его имя. Да, с ним ее жизнь была бы совсем иной. Он не стал бы насмехаться над ней и говорить гадости.

Лишь только Бианка переступила порог дома, от хорошего настроения не осталось и следа. Дом был невообразимо запущен. За целый год в нем не было ни одной настоящей уборки. С потолка кое-где свисала паутина. Везде валялись клочки бумаги, одежда, засохшие цветы, рисунок и цвет паркета стали неразличимы из-за толстого слоя грязи. От каждого шага из ковров поднимались облака пыли.

Сначала Бианка пыталась следить за порядком и вести дом, но Клей сводил на нет все ее усилия, настраивая против нее прислугу. А через месяц после того как они поженились, он вообще отказался от домашней прислуги и заявил, что у Бианки слишком дурной нрав, чтобы испытывать его на ни в чем не повинных людях. Она пыталась объяснить ему, как следует обращаться со слугами, но он, как всегда, презрительно пропускал ее слова мимо ушей.

— А-а, вот и ты, моя дорогая — не осмелюсь произнести малютка-женушка… — приветствовал ее Клей. Он стоял, лениво привалившись к лестнице напротив двери в столовую. Некогда белая, а теперь грязно-серая рубашка даже не была застегнута, а просто небрежно заправлена за широкий ремень; на высоких сапогах засох слой глины. В руке он держал стакан с бурбоном, без которого его в последнее время никто не видел. — Так и знал, что к обеду ты не опоздаешь. Одно упоминание о пище — и ты тут как тут.

— Ты просто мерзок, — надменно усмехнулась Бианка, вплывая в столовую, где стол ломился от еды.