Некоторые утверждали, что Императора зажгли в тот самый вечер, когда был основан Незримый Университет, и с тех пор он горел, не угасая. Несомненно, Император был огромен, что неудивительно, поскольку ночь за ночью в течение двух тысяч лет новую большую свечу зажигали от оплывшего огарка старой и лепили ее на теплый воск. Подсвечник, погребенный где-то под огромными наслоениями восковых потеков, этажом ниже, не видели уже много поколений.

Примерно тысячу лет назад университетские власти проделали большое отверстие в потолке верхнего этажа – и с тех пор Император вырос из дыры на семнадцать футов. В совокупности он представлял собой тридцать восемь футов чистой, натуральной оплывшей свечи. Он служил примером и образцом. Свет, который не гаснет, свеча в темноте, путеводная звезда. В Незримом Университете очень серьезно относились к традициям, по крайней мере, к тем, о которых помнили.

И вдруг…

Откуда-то издалека донесся такой звук, как будто возмутилась огромная утка. Затем раздался крик: «Хэй-хо, Большеног!» И разверзся ад.

Из мрака вырвалась… тварь.

Есть такое выражение – «ни то, ни се, ни черт знает что». Промчавшееся по коридору существо было и тем, и сем, и черт знает чем – оно состояло из элементов, которые не встречаются ни в учебниках биологии, ни в ночных кошмарах, ни даже в кебабе. Оно было красное и чем-то хлопало на бегу. Натт заметил огромную сандалию, а еще – безумные, круглые, вращающиеся глаза и здоровенный красно-желтый клюв. Тварь исчезла в темном коридоре, непрерывно издавая странный крякающий звук, который обычно издают утиные охотники, прежде чем их подстрелят другие утиные охотники.

– Ату, ату, Большеног!

Непонятно было, откуда несется этот крик. Он как будто исходил сразу отовсюду.

– Гони, гони! Ату его!

Крик подхватили со всех сторон, и из темных недр каждого коридора, за исключением того, по которому улепетывала тварь, галопом выскочили странные существа, которые в неверном свете Императора оказались старшими представителями университетского состава. Каждый волшебник восседал на закорках у дюжего привратника, понуждаемого бежать при помощи бутылки пива на удочке, которую наездник, по традиции, держал вне досягаемости скакуна.

В отдалении послышалось скорбное кряканье. Один из волшебников взмахнул жезлом и возопил:

– Птичка улетела! Хэй-хо, Большеног!

Волшебники, сталкиваясь друг с другом, толкаясь и отчаянно борясь за первое место, немедленно бросились в погоню. Хлипкую стремянку втоптали в пол подбитые гвоздями башмаки привратников.

Некоторое время «Ату его!» эхом перекатывалось вдалеке. Убедившись, что охота ускакала, Натт выбрался из своего укрытия за Императором, подобрал останки лестницы и огляделся.

– Хозяин?.. – робко позвал он.

Сверху донеслось сердитое ворчание. Натт поднял голову.

– Хозяин, вы в порядке?

– Бывало и лучше, Гнутт. Видишь, где я?

Натт поднял фонарь.

– Да, хозяин. Очень жаль, но лестница сломалась.

– Ну так придумай что-нибудь! У меня все силы уходят на то, чтобы цепляться!

– Если не ошибаюсь, мне платят не за то, чтобы я думал, хозяин.

– И не умничай!

– Можно мне побыть умным хотя бы настолько, чтобы спустить вас в целости и сохранности, хозяин?

Суровое молчание было достаточным ответом. Натт вздохнул и раскрыл парусиновый мешок с инструментами.

Смимз, цепляясь за свечу на головокружительной высоте, слышал внизу загадочные скрипы и позвякивания. А потом – тихо и внезапно, так что он аж ахнул, – рядом с ним воздвиглось, слегка покачиваясь, нечто шипастое.

– Я свинтил три пары больших щипцов для нагара, – объяснил Натт.