Вроде такие: «Ты уж, браток, не за того меня принял, я сам умею петь». Услыхал я эти слова и говорю тому парню: «Чего же тут гадать, директор этот и есть Петухов».
Петр Алексеевич, оголив крупные неровные зубы, рассмеялся.
— И фамилия того парня мне запомнилась, — продолжал председатель. — Постой, как там его? Ага, да, Мазуров, Мазуров его фамилия, — проговорил Петр Алексеевич и выжидающе посмотрел в глаза Петухову.
— Да, да, — и улыбаясь, и смущаясь, подтвердил Петухов. — Верно. Мазуров… Представь себе, был такой у меня.
Крученая стружка летела из-под резца, обнажая зеркальную поверхность болванки.
Евгений напряженно следил за работой станка.
Когда Петухов опустил свою увесистую руку на его плечо, он тревожно обернулся.
— А, товарищ Петухов! Здравствуйте! — узнав директора, обрадованно, громко, произнес Мазуров, стараясь перекричать грохот работающего станка.
Широко расставив ноги, то и дело покачиваясь из стороны в сторону, Петухов опытным взглядом старого станочника стал следить не только за самим станком, но и за всеми проделываемыми Мазуровым операциями.
— Ну, как старушка? — спросил он у Евгения, кивая головой на станок. — И я, брат, когда-то выжимал из него все мощности. — Петухов ловким движением руки остановил вдруг станок, но в ту же минуту так же легко и быстро переключил рычаг, и станок заработал снова.
Мазуров был растроган не столько простотой и общительностью Петухова, сколько его рабочей, профессиональной хваткой. Он его никогда себе таким не представлял. Евгений даже осмелел перед Петуховым, сразу почувствовал в нем собрата, однокашника.
— В любви, говорят, нет возраста, — сказал он директору. — Я стараюсь ухаживать за станком, как за молоденькой невестой.
— Эге, смотри-ка! — дружески погрозил пальцем Петухов. — Как бы Раиса Родионовна тебе кудри за невесту не повыдергала. — И крепко, по-приятельски пожав Мазурову руку, направился в глубь цеха.
Мазуров с минуту смотрел вслед Петухову: «Человек! Сколько в нем доброты и щедрости. А ведь с первого взгляда это и не почувствуешь…»
Евгений на заводе не отставал от своих товарищей. Сложные механические работы, отлично выполненные им, заставили мастеров цеха сразу же обратить на него внимание. Но не всегда Мазурову была приятна похвала, произносимая по его адресу. Некоторые уже немолодые рабочие, не прочь были вспомнить о его прошлом. «Тюремный мастер!» — как бы дружески, шутя, говорили они вполголоса, подходя к Евгению. И все же он не огорчался. Он работал! Он жил!..
Евгений очень остро ощущал необходимость пополнить свои знания. Все время его преследовала мысль о том, что он глупо, нелепо расстался с учебой. «Да, это была измена самому себе, своему пути в жизни!». Теперь он часто ловил себя на мысли о том, что вынашиваемая еще в детстве мечта сделать из стали «человека-автомат» снова овладела им.
И еще одно обстоятельство заставляло Евгения всерьез подумывать об учебе. Он все время чувствовал разрыв между тем, что знала Раиса и что знал он сам. Вопросы, которые казались ей самыми элементарными, представлялись ему порой сложными, неразрешимыми. Раиса никогда даже не намекала ему на это, а если и делала для него что-нибудь, то напоминала как бы между прочим, на ходу. «Я там книгу тебе принесла, обязательно прочитай»…
С наступлением весны пустая этажерка, стоявшая рядом с кроватью Евгения, вся снизу доверху заблистала корешками новых книг. На самой верхней полочке, на книгах лежала программа для поступающего в вуз.
Евгений и не помышлял, что ему когда-нибудь придется снова встретиться с теми, которые хотели уничтожить в нем все человеческое… Он не знал, что в то время, когда он горел желанием работать и учиться, крепкой мужской рукой налаживать пошатнувшееся в доме хозяйство, за ним, как волк за ягненком в горах, гнался по пятам «Гречуха» — Двойнов. |