|
Прощайте, родные! Прощайте, семья! Гренада, Гренада, Гренада моя! Они пели: …Мы мчались, мечтая Постичь поскорей Грамматику боя – Язык батарей. Восход поднимался И падал опять… Они пели: …Не надо, ребята, О песне тужить. Не надо, не надо, Не надо, друзья… Гренада, Гренада, Гренада моя! Они аплодировали самим себе; устроили овацию Рожэ, целовали его и благодарили… Мотив был легкий, казалось, он всегда существовал! «Знакомый мотив!…» Но ведь его сочинил приятель Рожэ! Серж был потрясен, сам он умел сочинять только сложные вещи… Откуда он взялся, твой венгр? Давайте еще раз! Последний раз, надо ехать. Они спели все до конца, так же как отряд спел «Яблочко». Потом встали, пошли за пальто. Теперь все были молчаливы, как бы боясь развеять отзвуки песни. Пожали друг другу руки. «Чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать!» Мотор, тепло укутанный в одеяло, завелся сразу. И машина Ива унесла гостей в ночную даль. Вуазен ле Нобль спал. Дэдэ Граммон пошел на ферму своего отца, Граммона Большого… Я видел: над трупом Склонилась луна, И мертвые губы Шепнули: «Грена…» – пел Дэдэ. Рожэ, Граммон Недвижимщик, проводил маленькую Мари до дома ее тетки Граммон и вернулся домой к своей матери, вдове Граммон… Он весь горел. Ему было жарко, несмотря на мороз. Мари! Песня… Он песенку эту Твердил наизусть… Откуда у хлопца Испанская грусть? Сам для себя он пел по другому: …Ответь мне, Париж, И Марсель, мне ответь, Давно ль по испански Вы начали петь?… Он толкнул калитку в заборе, собака тихонько залаяла… Патрис Граммон поднялся по лестнице и лег в постель тетки Марты Граммон. Он думал о том, что ему повезло, как ему когда то сказал Альберто, ему повезло, что он родился во Франции и может умереть там, где родился, что, наверное, так оно и будет и что в общем это естественно. «Хорошую музыку сочинил венгр», – Патрис погасил лампу, а песня все еще звучала у него в ушах… …С тех пор не слыхали Родные края: «Гренада, Гренада, Гренада моя!» Если весь год будет таким, как новогодняя ночь, то это будет хороший, превосходный год. XXX Выходной день Фернандо приходился на середину недели, когда все его товарищи были на работе, и чтобы встретиться с ними, нужно было дожидаться вечера. Фернандо жил в меблированных комнатах, в Обервилье . Это было далеко от его работы, но попробуйте найти комнату за пять тысяч франков в месяц рядом с «Гранд отелем Терминюс», в центре Парижа, в роскошных кварталах. К тому же в Обервилье жило много испанцев, и в том доме, где квартировал Фернандо, все пять комнат на его этаже были заняты испанцами. Только первый этаж, заселенный до отказа, был предоставлен алжирцам. Испанцы, особенно когда они жили семьями, спешили вернуть хозяину его грязную рухлядь, оклеивали стены, белили потолки и заводили собственную мебель в ожидании того времени, когда найдут себе квартиру. Каждый мечтал избавиться от надзора хозяина, от полицейских инспекторов меблированных комнат, от «запрещений» перечисленных у входа… Правда, на эти запрещения никто не обращал внимания, а уж Фернандо они и вовсе не касались: он не ел у себя в комнате и, следовательно, не нуждался в запрещенной газовой плитке, он никого не принимал после десяти вечера, у него не было детей… А последняя стычка произошла как раз из за того, что хозяин вознамерился взимать четыреста франков ежемесячно за детскую коляску, которую поставили в комнате, где родился ребенок. |
