Иногда ее ждала награда, такая, как этот разговор с Марианной.
– Это у тебя настоящая корона? – спросила Габриэла, разглядывая затейливую бриллиантовую диадему, которая делала Марианну похожей на крестную из сказки про Золушку.
Вообще‑то Габриэле не разрешалось называть взрослых на «ты»; та же Марианна должна была быть для нее «миссис Маркс» или, на худой конец, «вы», «тетя Марианна», но девочка чувствовала себя с ней настолько спокойно и свободно, что часто сбивалась на фамильярное «ты». Даже наказания, которые налагала на нее мать, не сумели отучить Габриэлу от этой привычки.
– Это называется диадема, – поправила Марианна и бросила быстрый взгляд назад и вниз, где у подножия лестницы ее терпеливо ждал Роберт, облаченный в смокинг и блестящие лаковые туфли. – Когда‑то она принадлежала моей бабушке.
– Она была королева? – замирая от восторга, спросила Габриэла, и Марианна не сдержала улыбки. У девочки был такой доверчивый и вместе с тем такой мудрый, знающий вид. Необыкновенно трогательный ребенок.
– Нет. Моя бабушка была чудаковатой пожилой леди из Бостона, но однажды она действительно встречалась с английской королевой и надевала эту штуку. Мне показалось, что она очень идет к этому платью.
Сказав это, Марианна аккуратно сняла диадему и одним плавным движением пристроила ее на светлые кудряшки Габриэлы.
– А вот ты действительно похожа на принцессу, – сказала она.
– Правда? – в восторге ахнула Габриэла.
– Взгляни сама, – шепнула Марианна и, обхватив Габриэлу за плечи, подвела ее к большому зеркалу в массивной бронзовой раме.
Габриэла во все глаза уставилась на свое отражение.
Она действительно была похожа на маленькую сказочную принцессу, которую только что разбудил поцелуем прекрасный принц.
«Но почему, – тут же спросила она себя, – почему Марианна такая добрая, а мама – нет? Как они двое могут быть такими разными?» В этом была какая‑то загадка, которую, как чувствовала Габриэла, ей не разгадать, даже если она будет думать сто лет. Или даже тысячу. Одно объяснение пришло ей в голову почти сразу, но оно было слишком ужасным. «Быть может, – подумала Габриэла, – я не заслужила такую маму, как Марианна…»
– Ты – чудная маленькая девочка, – негромко сказала Марианна, снова наклоняясь, чтобы поцеловать Габриэлу в макушку. Потом она взяла алмазную диадему и снова водрузила ее себе на голову. Бросив последний взгляд в зеркало, она поправила украшение изящным движением руки и повернулась к Габриэле.
– Твоим родителям очень повезло, что у них есть такая замечательная дочка, – со вздохом сказала она.
От этих слов на глаза Габриэлы набежали слезы. Если бы только миссис Марианна знала… Тогда она не только не дала бы ей померить диадему, но и разговаривать‑то с ней не стала бы! Впрочем, все еще было впереди. Габриэла не сомневалась, что рано или поздно мама расскажет своей подруге, какое чудовище – ее дочь, и тогда…
«Нет, не стану об этом думать, – решила она и проглотила застрявший в горле комок. – Пусть что будет – то будет».
Марианна несильно пожала ей пальцы.
– А теперь мне пора идти вниз, – шепнула она. – Бедный Роберт совсем меня заждался.
Габриэла с пониманием кивнула. Она никак не могла прийти в себя после всего, что произошло с ней за каких‑нибудь несколько минут. Поцелуй, ласковые слова, нежное объятие, сверкающее украшение на голове – казалось, это происходит не с ней, а с какой‑то другой девочкой. Сама того не подозревая, Марианна сделала ей самый дорогой подарок. |