Рядом кто-то присаживается и вздыхает. Открываю глаза — это Татьяна.

— Как ты, командир?

— Нормально, солнышко. Видишь, и сходили хорошо, и вернулись все.

— Да я не об этом, командир. Где часы разбил?

С недоумением смотрю на запястье: точно! Стекло моих трофейных часов вдребезги. Тем не менее, тикают они исправно. Умеют же делать фрицы!

— Тут у соседей, на берегу, часовых дел мастер есть. Могу проводить.

— Хорошо, Танюша, договорились. Сейчас у Андрей Андреича отпрошусь, и сходим…

Мы пробираемся по городу. Наш путь лежит по подземным трубам, ходам сообщения, иногда — через подвалы, где на нас смотрят голодные глаза не успевших эвакуироваться, а то и не захотевших это сделать местных жителей. Но эти глаза глядят на нас не со злостью или ненавистью, а наоборот, с надеждой и верой… Вот и берег. Он завален разбитыми ящиками, грудами арматуры, листами железа и станками. Множество мёртвых тел в разнообразных позах.

— Не успевают убрать, товарищ майор… — Почему-то виновато шепчет девушка.

Я киваю в ответ.

Вот и обрывистый берег, в котором выкопана крошечная землянка, выложенная брёвнами. Часовых дел мастер оказывается молодым сержантом с добрым и умным лицом. Мы терпеливо дожидаемся, пока он не кончит смотреть старинные ходики. Ловкими движениями парень вынимает из корпуса механизм, вставляет в глаз настоящую лупу, самодельными инструментами орудует внутри точного агрегата. Несколько минут, и он протягивает уже починенные часы заказчику. Приятный, чуть хриплый голос:

— Главное, заводи вовремя. Следующий!

Мы подходим к его прилавку. Снимаю с руки трофей и протягиваю мастеру. Тот окидывает меня взглядом, затем начинается колдовство. Словно заворожённый я наблюдаю за его работой. Люблю, когда попадается настоящий мастер! Воистину, человеку никогда не надоедает две вещи: первое, смотреть на огонь, и второе — глядеть, когда люди работают…

— Жаль, товарищ майор, но у меня нет такого стекла. Тут особое надо… А ремешок бы я на вашем месте — поменял.

— Почему?

Сержант почему-то оглядывается, а потом выдаёт:

— Он ведь кожаный, товарищ майор?

— Да. Только понять не могу, что за кожа. Не свиная, не телячья…

— Человечья, товарищ майор…

— ЧТО?!!

Словно ошпаренный, я хватаю часы с доски, служащей мастеру рабочим столом и изо всех сил запускаю их в Волгу. Сверкнув корпусом, они исчезают в воде…

… Подавленные, мы возвращаемся назад, в расположение…

Воистину, людоедский этот режим. Нельзя фашистов назвать людьми, если они ТАКОЕ вытворяют… Поздний вечер. Уже темно, но мне не спится. Столько времени таскать эту мерзость на руке!

Я ухожу в передовые окопы. Устроившись в одном из укрытий, отрытых под бетонной плитой, наблюдаю за немцами. Их оборона проходит в тридцати метрах от нас. Можно легко докинуть гранатой. В одном из окон видны отблески огня. Видать, кофе варят, или просто греются… Внезапно оттуда доносится гнусавый звук губной гармошки, затем хриплые нестройные голоса запевают:

Ночь — время перемирия, как ни дико это звучит. Когда темно — стихают выстрелы пушек, грохот танковых моторов, резня штыковых атак.