— Здорово, Володя! Ты из «мессера», наверное, все соки выжал?

— Да нет, товарищ майор. Оставил на всякий случай. Он нам ещё пригодится…

Оба подмигнули друг другу. Капитан и майор были знакомы давно. Ещё с огненного сорок первого. Вместе выходили из окружения, участвовали в боях. Неоднократно Чебатурин летал вместе со Столяровым в качестве воздушного стрелка на переделанном полковыми «Кулибиными» «Ил-2», что было редкостью по военным временам. Обычно товарищи из НКВД старались отсидеться в тылу, терроризируя окружавших их военнослужащих. А этот слыл настоящим человеком, честным и прямым воином, не боящимся говорить правду в глаза любому начальству. За что был не любим, и уважением в среде больших звёзд в петлицах, не пользовавшийся. Но майор был хорошо известен самому Лаврентию Палычу, поэтому трогать и подсиживать Чебатурина опасались, резонно понимая, что в случае чего — полетят их головы. Именно майор спас горячего капитана под Клином от внезапно вылетевших из-за тучи «охотников», свалив длинной очередью из крупнокалиберного пулемёта воздушного стрелка одного, и тяжело повредив второго…

— Ладно, Володя. Пошли. Тебя Леон Давыдыч видеть хочет.

И добавил, обращаясь ко всем остальным:

— Он скоро, ребята.

Если бы кто другой сказал такое пилотам, то услыхал бы недовольный гул, а то и кое-что покрепче. Но «особиста» в полку уважали. Поэтому разошлись молча, проводив взглядами Столярова и Чебатурина, скрывшихся за дверью штаба.

Внутри штабного домика было жарко натоплено, и капитан позволил себе расстегнуть комбинезон.

— Доложите подполковнику Рейно, что капитан Столяров по его приказанию прибыл. — обратился он к дежурному. Но дверь комнаты распахнулась, и на пороге появился сам командир полка, подполковник Рейно Леон Давыдович.

— Заходи, капитан. Давно тебя ждём с Павлом Адреевичем.

Следом за Столяровым в комнату прошёл и начальник особого отдела.

— Присаживайся, Володя. Получен приказ Верховного командования об откомандировании троих лётчиков-штурмовиков в распоряжение Управления кадров Воздушного Флота. Причём, лучших пилотов!

Командир поднял к верху указательный палец, выделяя многозначительность фразы.

— Мы тут посовещались, и решили, что твоя тройка и поедет в командировку. Ты у нас самый опытный, всю войну с первого дня прошёл и живой. Тем более — кадровый военный, а не «взлёт-посадка». Да и ведомые твои — асы ещё те. И как ни жаль мне полк ослаблять, но лучше тебя у нас нет, поэтому никого другого отправить не можем.

Капитан с досадой сжал массивный кулак, но промолчал. А что делать? Есть приказ, его выполнять надо. Поэтому ничего другого не оставалось, как произнести:

— Слушаюсь, товарищ подполковник. Когда выезжать?

Тут уже усмехнулся комиссар Лукницкий:

— Вот какой шустрый. Не надо никуда выезжать. Завтра, в 10.00 к нам «ТБ-3» сядет. На нём и полетите. А машины свои в полку оставите.

— Есть, товарищ батальонный комиссар. Разрешите идти, товарищ командир?

— Идите, капитан. И — молчите. Вам всё ясно?

— Так точно.

— Выполняйте.

Столяров молча поднялся, отдал честь, и повернувшись, рубанул к выходу нарочито строевым шагом… Когда за ним захлопнулась дверь, Рейно повернулся к «особисту»:

— Обиделся капитан.

— Я бы на его месте тоже обиделся. Только в себя верить начал, только к ребятам привык, и опять неизвестно куда…

— Это понятно.