После кино сижу на броне и от злости непрерывно курю. Оба корреспондента стоят рядом и громко обсуждают, какую награду они получат за съёмки с переднего края, с непосредственного участка боя. До чего противно… Отбрасываю окурок и лезу в танк. Не хочу смотреть на эти морды. Уж слишком они мне сорок первый напоминают…

— Вы чем-то недовольны, товарищ танкист?

Стоит, харя помойная. Зубы скалит. Не понравился я ему. Да плевать! Он, сука, сейчас домой вернётся, в Москву. Будет перед секретаршами — пишбарышнями хвастать подвигами придуманными, да ещё сам себе представление на «героя» напишет. А редактор, такой же писака дерьмовый — подмахнёт. Здесь народ на самом деле головы кладёт, без всяких наград, а это мурло комиссарское… Уже сколько воюю, только один политрук нормальный попался, и тот голову сложил. Ну почему вот такие вот ублюдки воздух портят, а настоящие, достойные жить люди — умирают за этих… Не знаю даже как и выразится!

— Шёл бы ты отсюда, ведро поганое.

Гляди-ка, зашёлся аж! Побелел от злости, завизжал:

— Вы как стоите перед старшим по званию?! Да я вас в штрафбат! В Особый Отдел! Сгною, сволочь!

Я терпеть оскорбления от всякой погани не собираюсь. Молча спрыгиваю с брони, хватаю его за грудь. На, дерьмо! От удара кулака писака отлетает на два метра и падает в сугроб. С трудом поднимается на колени — ты смотри, сволочь, что делает: в кобуру лезет! Почти мгновенно перед глазами всё багровеет, по жилам взрывом растекается сверхчеловеческая сила, страшный удар ногой откидывает бумагомарателя на несколько метров в сторону и… Выстрел из «люгера» на морозе звучит неожиданно громко. На звук со всех сторон сбегаются люди. Второй корреспондент, увидев тело мёртвого товарища неожиданно икает и, побелев, валится без чувств, словно чеховская барышня.

— Вы что, майор Столяров?!!! Что вы наделали?!!

Командир полка стоит весь белый. Его трясёт.

— Товарищ подполковник, разрешите доложить?

— Докладывайте, боец!

Твою мать, Коля, что же ты делаешь?! Мой мехвод спокойно делает шаг вперёд:

— Товарищ подполковник, дело было так: Товарищ майор сидели на броне, курили после съёмок. Подошёл корреспондент, спросил товарища майора фамилию. Тот назвал, тогда корреспондент вытащил пистолет и попытался выстрелить в товарища майора, но он успел ударить гада. Враг отлетел, но опять взялся за оружие. Тогда товарищ майор в него и выстрелили.

— Так и было товарищ подполковник! Мы тоже видели!

Это подходят красноармейцы, принимавшие участие в постановке атаки.

— И мы видели! Этот гад первый начал!

— А не мешало бы проверить и этого типчика, может, и он шпиён!

— Надо, надо! Товарищ подполковник! Точно, диверсанты! Ну не могут наши советские корреспонденты так делать, такую ерунду устраивать!

— Да наши сами в бой пойдут, а это шпионы!

Командир полка бледнеет и краснеет. Затем появляется начальник особого отдела. При виде лейтенанта НКВД бойцы затихают. Этот «особняк» у нас появился недавно, перед самым боем за Клин. Он подходит к телу, осматривает, затем поворачивается ко мне:

— Всё так и было, как говорят свидетели?

Гляжу на него честным взором:

— Так точно, товарищ лейтенант НКВД.

— Значит, так и постановим. Второго — ко мне. Разберёмся, что за фрукты.

По-прежнему лежащего без сознания писаку хватают за руки. Затем тащат по снегу, немилосердно награждая пинками под рёбра…

Я подхожу к Николаю.