Он любил меня. Несмотря на его преданность науке, несмотря на мою неполноценность, мы стали семьей.

Потом он умер, и мои кошмары вернулись с удвоенной силой.

Первая ночь после похорон отца. Выпив побольше портвейна, я наконец закрыла глаза…

Дверь шкафа внезапно распахнулась. Передо мной открылась небольшая захламленная комната, тускло освещенная единственной лампой без абажура. В центре комнаты стояла сестра, в руках она сжимала старого плюшевого медвежонка. Отец стоял возле дверцы шкафа, он поочередно смотрел то на меня, то на сестру.

Прежде чем снова погрузиться во тьму, я услышала голос матери: «Пожалуйста, Гарри, только не трогай детей!»

Боль – это не то, что мы видим или чувствуем. Боль – это то, что мы слышим, оставаясь наедине с собой в темноте.

Звуковой релаксатор одиноко стоял в углу спальни. Забыла включить. Ничего удивительного.

Я выбралась из кровати, нащупала в темноте круглую кнопку и нажала. По комнате мгновенно расплылся шум прибоя, где-то вдалеке кричали чайки. Я легла на спину, руки по швам, закрыла глаза… Вдыхая соленый воздух, пошла вдоль берега, позволяя волнам омывать мои ноги…

Если судить по прикроватным часам, прошло всего восемь минут, прежде чем я подскочила, едва сумев подавить крик. Потолочная светодиодная система давала мягкое зеленоватое свечение. Я пять раз пересчитала все огоньки, лишь после этого дыхание выровнялось, а сердце перестало отбивать о ребра чечетку.

У меня очень красивая спальня. Дорогая. На полу мягчайший шерстяной ковер. Французское постельное белье и шторы ручной работы сшиты из дорогого шелка. Все в нежно-голубых и серовато-зеленых тонах.

Моя спальня – настоящий оазис в самом центре Бостона, напоминание о щедрости приемного отца и о моих личных успехах.

Но сегодня мысль об удавшейся карьере не успокаивала. В одиннадцать тридцать я уже точно знала, что уснуть больше не смогу.

Будучи продуктом образцового воспитания и высококвалифицированным врачом, я никогда не переставала быть в первую очередь человеком. А это очень грязное дело, в котором даже умение отличать правильные решения от неправильных не спасает от принятия последних.

Я вышла из душа, облачилась в обтягивающую черную юбку, кожаные сапоги по колено и – без всякой задней мысли – в кофту пурпурного цвета, столь любимого моей сестрой. Затем нанесла легкий макияж, распустила свои каштановые волосы и надела на безымянный палец левой руки золотое обручальное колечко. Я уже давно поняла, что именно это главный ключ к успеху, – выглядеть семейной, как они. Это избавляет их от ответственности и в то же время ослабляет чувство вины. Ты ничем не лучше их, и это делает тебя желанной мишенью.

Без десяти двенадцать. Я достала небольшую косметичку, которую обычно храню в самом нижнем ящике в ванной, и положила в свою серую сумочку. Выйдя из дома, я направилась в сторону аэропорта, а именно в гостиницу «Хайатт Бостонская бухта».

Я села за столик возле окна, из которого открывалась хорошо знакомая панорама Бостона. Темные воды бухты, мерцающие огни города. Я заказала «Космополитен», крепкий алкогольный коктейль, и стала потягивать его, стараясь сохранить при этом образ приличной женщины. Пора за дело.

В баре я насчитала еще восемь человек: молодая пара и шесть одиночек. Среди последних были два джентльмена преклонного возраста. Первый, мужчина типичной европейской внешности, задумчиво смотрел на дно своего пивного бокала; второй, азиат, вполголоса о чем-то с ним беседовал. Я сразу же мысленно их отмела. Не то чтобы я им не понравлюсь, просто они мне не очень интересны.

Мое внимание задержалось на двоих в другом конце бара.