Я вздохнула и позволила себе расслабиться, пока его руки сжимали мои бедра, а усы щекотали соски. Наконец я ощутила его в себе. Толчки – единственное, что я почувствовала.

Наконец настал ключевой момент, когда Нил замер, откинув голову назад и стиснув зубы, его руки задрожали…

Я открыла глаза. Всегда так делаю. Просто мне надо знать, что это, пусть и минутное, удовольствие, которое он испытывает, как-то связано со мной.

Я провела рукой по щеке Нила, затем по колючим темным волосам. Для меня важно, чтобы он понял, как много это мимолетное мгновение значит для такой женщины, как я.

Для женщины, которой всю жизнь приходится себя контролировать, которую с младых ногтей учили, что доверять своим чувствам крайне опасно. Для того ребенка, который до сих пор пытается разгадать тайну боли, но до ужаса боится звуков в темноте.

Нил рухнул рядом, я протянула руку к торшеру и погасила свет.

– У меня рейс рано утром. – Вот и все, что хочет услышать мужчина в такой ситуации.

Мои слова успокоили Нила, и он быстро заснул, пока я, как по карте, водила пальцем по рельефу его плеч и трицепсов.

Примерно через пять минут его дыхание стало более глубоким – секс и виски сделали свое дело, – и я выбралась из постели.

Первым делом я включила свет в ванной, в полумраке взяла сумочку и абсолютно голая скользнула в освещенную комнату, тихонько прикрыв за собой дверь. В голове царила пустота. То, что я собиралась сделать дальше, бросало дерзкий вызов всякому здравому смыслу.

Что я пыталась объяснить своей новой пациентке, детективу Ди-Ди Уоррен, сегодня днем? Без душевного равновесия невозможно добиться господства над своими субличностями. Даже самый сильный Администратор не в состоянии держать корабль на плаву двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Рано или поздно Изгнанники вырвутся на свободу и начнут сеять кругом хаос, ответственность за который ляжет на плечи Пожарных.

Драма ради драмы. Попытки суицида. Таким способом Изгнанники пытаются хотя бы на небольшой промежуток времени заставить весь мир почувствовать их боль.

Я вытащила из сумки небольшую черную косметичку, открыла ее и извлекла несколько квадратных пакетиков с пропитанными лидокаином салфетками. Зажав в правой руке одну из них, разорвала обертку и левой вынула из сумочки небольшой узкий скальпель.

Дверь чуть скрипнула, пока я открывала ее так, чтобы свет из ванной падал на мою бормочущую во сне мишень. Я помедлила, а потом, как только Нил снова захрапел, подкралась и села возле него на кровать.

Сначала лидокаин. Легкими, почти поглаживающими движениями я провела салфеткой по его плечу, медленно, но верно обезболивая поверхность кожи.

Отложив салфетку, я стала считать до шестидесяти, чтобы успело наступить онемение.

Мои пальцы снова побежали по контурам его левого плеча, внимательно изучая каждый миллиметр кожи.

Затем в ход пошел скальпель… Легкий укол, чтобы проверить реакцию…

Убедившись, что мой торговец продолжает блаженно похрапывать, я сказала себе: «Именно в этом мое главное отличие от моей семьи». Я не похожа на сестру. Я не похожа на отца.

У меня не было желания причинять боль… Просто… Иногда я…

Человек с нормальной психикой никогда не стал бы делать того, что собиралась сделать я… И все же… все же…

Я принялась за дело. Четыре быстрых движения, два длинных, два коротких, и в моих руках ленточка приблизительно пятнадцать сантиметров длиной и не больше сантиметра шириной. Затем, обтерев скальпель, я сжала лезвие в ладони левой руки.

Несколько капель крови упали на плечо моего торговца. Я подобрала свои трусики и прижимала их к ране, пока кровотечение не остановилось окончательно.

Стараясь двигаться как можно тише, я быстро вернулась в ванную.