— Тут стояла твоя кровать?
— Да. Где-то здесь. — Он смотрел, как она улыбается, и золотистый свет старинной люстры струился по ее гладкой коже, поблескивал на ее золотистых кудряшках, высвечивал ложбинку на груди.
По прошествии всех этих лет ее улыбка все еще туманила ему голову, от этой улыбки сердце замирало в груди, эта улыбка приковывала его к месту.
— Ты снилась мне, Тремейн. Каждую ночь.
Она медленно повернулась к нему лицом:
— Что ты сказал?
Ник покраснел. Проклятие, он не собирался произносить это вслух.
— Я сказал, что ты мне снилась, когда я спал здесь, в этой комнате. И продолжаешь сниться.
Рокси всплеснула руками:
— Ник, я не сон. Я… я много всего сделала в жизни неправильно, включая замужество. — Она поморщилась. — Я осознала, что вышла замуж за Брайана просто, чтобы сбежать от матери, а это был не самый достойный поступок.
— Я знаю твою мать и прекрасно понимаю, почему ты так поступила.
Рокси неуверенно улыбнулась:
— Это только начало. Я вспыльчивая, с трудом запоминаю имена, терпеть не могу мыть посуду, и единственное, что, как я выяснила, у меня неплохо получается, — это задавать неподходящие вопросы в неподходящее время.
— Я бы не согласился с тем, что последний пункт из перечисленных относится к недостаткам. — Ник рассмеялся. — Рокси, я тоже вспыльчивый и бываю раздражительным. Мы все не идеальны. Я не знаю, почему ты должна быть исключением.
Она прикусила губу, и вид ее жемчужно-белых зубов, прикусивших полную нижнюю губу, стал последней каплей, переполнившей чашу. Он окончательно утратил над собой контроль.
Он сделал три шага и, схватив ее в объятия, поцеловал. Он целовал ее, чтобы сбежать от оглушительного и внезапного как гром с ясного неба осознания того, что перестраивая этот дом, жил тайной надеждой на то, что однажды она войдет в эту дверь. Он целовал ее потому, что, как это было всегда, он не мог быть с ней и не целовать ее.
Он провел ладонями, по ее спине, бедрам, накрыл ее ягодицы обеими руками.
Черт, она была так сексуальна. Им было так хорошо вместе.
Рокси застонала, и он скользнул ладонью под ее шелковую блузку, и накрыл рукой, ее грудь. Он прикоснулся к ее соску, и тот ожил под его прикосновением.
Рокси посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц. Тело ее изнывало от желания.
— Ник… Я хочу видеть второй этаж.
Он смотрел ей прямо в глаза.
— Правда?
Он подхватил ее на руки и быстро стал подниматься по лестнице.
Рокси обхватила его за шею.
Она прижалась губами к его уху и прошептала:
— Я хочу этого, Ник. Я хочу тебя.
Он улыбнулся.
— Вот это, Рокси Тремейи, самая приятная вещь из всего, что ты мне сказала.
Рокси крепче обняла его за шею, и вот внезапно она оказалась в его спальне.
Она сбросила блузку, и белоснежный шелк плавно опустился на пол. Ник гладил ее, и целовал, и пробовал на вкус, и все это время шептал самые нежные слова ей на ухо.
Она помогла Нику снять рубашку и застонала, когда увидела, что ширинка на его джинсах застегивается на пуговицы.
Он засмеялся, когда она набросилась на него, затем скинул джинсы, обнял Рокси за талию и опрокинул на спину.
Она прижала ладонь к его груди и, задыхаясь, произнесла:
— Ник, нам нужно… Я не взяла…
— Нам нужен кондом:
Она кивнула:
— И побыстрее!
Ник потянулся к тумбочке возле кровати.
— Ага! — Он вытащил серебристый пакетик с таким видом, словно только что единолично выиграл мировой кубок. |