|
И теперь, перед установлением протекционизма на юге, на Балканах и, возможно, рывка еще дальше на юг, к англо-французским колониям, желает установить мир и, вполне возможно, военный союз – с СССР. По крайней мере, посол фон дер Шуленбург выразил мне сожаление Германии по поводу чрезмерной близости финской границы к Ленинграду.
— Чемберленом и Гитлером тридцатого сентября подписана декларация о ненападении и мирном урегулировании спорных вопросов между Великобританией и Германией. — задумчиво произнес Сталин. — Ваши коллеги, товарищ Литвинов, Жорж Боннэ и Иоахим Риббентроп, шестого декабря подписали аналогичную франко-германскую декларацию. Да, похоже, что на западе хищник наелся. Но союз? Вождь хитро прищурился, глядя на наркома Иностранных Дел. — Во-первых, против кого он, по-вашему, может быть направлен? Во-вторых, зачем Риббентроп летал в Варшаву? Не против ли Советского Союза они там сговаривались? Ну, и в-третьих. Что Гитлер будет делать с Антикоминтерновским пактом, в случае союза с СССР? — Насчет союза, товарищ Сталин, это только мое предположение, хотя раздел Польши Гитлеру более выгоден, чем ее полный захват – он не будет выглядеть таким уж хищником. Кроме того, он, возможно, просто хочет обезопасить себе тылы с восточного направления. Пакт-то пактом, но до Японии и Италии еще добраться надо, а Германия рядом с СССР – только Польшу пройти. — Ну и что ви посоветуете, как Народный Комиссар Иностранных Дел, а, товарищ Литвинов? — Я бы посоветовал принять и выслушать Риббентропа, — осторожно ответил тот. — Вполне возможно, это какая-то не совсем понятная нам демонстрация, политическая игра с буржуазными странами, и Риббентроп окажется таким же бесполномочным болтуном, как англичане и французы, ведшие переговоры с товарищем Ворошиловым. — Может быть, может быть… — задумчиво произнес Сталин. — Очень жаль, что советским дипломатам непонятна политическая игра Германии. Идите, товарищ Литвинов, думайте, что Гитлер замышляет. И мы с товарищами из разведки подумаем тоже.
Киль, Военно-морское училище
16 декабря 1938 г., полдень — Карл, ты же говорил, что сдал все зачеты! — возмущению Отто Вермаута не было предела. — Говорил… — вяло отозвался Геббельс. — Тогда какого черта мы всей группой из-за тебя лишний час по плацу топали? Где тебя учили строевой подготовке? — А я помню? — огрызнулся Карл. — А, да… — Отто смутился и взъерошил себе волосы на затылке. — Прости, из головы вылетело. Только с обербоцманом Мёдором номер с амнезией не сработает. Он вообще утверждает, что голова морскому кадету нужна для того, чтоб фуражка во время парада была на положенном уставом месте. — А еще я в нее ем, — вздохнул Геббельс. — В голову, в смысле, а не в фуражку. Хорошо, что весной эта строевая муть заканчивается, и нас отправляют на учебные суда. Как вы с этим солдафоном целых полгода выжили? — С трудом, — вздохнул Вермаут и присел рядом с Карлом. — Моего прошлого соседа по кубрику из-за Мёдора и вышибли. Эх… — Я одного только понять не могу, — задумчиво продолжил Геббельс. — Если мы учимся на подводников, то зачем нам мореходная практика на надводных судах? — Ну, — хмыкнул Вермаут, — если потолок твоих мечтаний, это командование собственным U-ботом, то вовсе не надо. А вот если надеешься когда-нибудь стать адмиралом, то точно пригодится. И потом, парусник, это… — Какой еще к черту парусник? — встрепенулся Карл. |
