Участковый и с ним еще какой-то тип. Спрашивали, где я, как меня найти. Мать, ясно, не знала. Я же ей не сообщаю, где живу. Это ментам не понравилось. Велели сразу, как я появлюсь, сообщить. Взяли координаты всей родни.
— А что они заявились? — Сергей тоже огляделся по сторонам. — Против нас ничего нет.
— Есть. Машина.
— Твоя, что ли?
— Да. Менты ее и нашли. Держись за стол, не падай! История простая. Предположительно из моей машины стреляли в одного типа. Мужик этот на телевидении работал, мать мне сказала где, но я уже не слушал. Понял? Заказное убийство — явное! И его сделали из моей «девяточки».
Помолчав, он добавил:
— Я должен найти Алию. Мы летим домой. Я завтра же. Ты — через день. И там мы не встречаемся. Ты меня понял?
Сергей поник:
— Я говорил, что эта поганка устроит веселую жизнь… Пока дело не кончится, работать мы не будем. А дальше что? За тобой теперь будут присматривать…
— Там видно будет.
* * *
…А на другое утро Иван, впервые за последний год, явился домой. Ключей у него давно уже не было. Он нажал кнопку звонка и не отпускал ее, пока мать не открыла.
— Ванюша, ты?! — Она почему-то испугалась, увидев его.
— Привет, мам. — Он суеверно переступил порог с правой ноги и чмокнул мать в жирную от ночного крема щеку. — Ой! Чем это ты мажешься?
— Заходи, заходи… — Мать суетливо запирала дверь, прикладывала ладонь к губам, пугливо разглядывала сына. — Ты все-таки приехал… Есть будешь?
— Буду. — т Иван чувствовал себя неловко в тесной прихожей. Ему почему-то казалось, что квартира стала меньше, чем была. Мебель какая-то неузнаваемая, и неприветливо смотрит большое зеркало на стене… И мать другая. Морщинистая, сутулая… Старая.
— Яичницу? — спрашивала та, все еще не сводя с него испуганных глаз.
— С помидорами, мам?
— Сделаю. С помидорами, со свеженькими…
Как ты любил…
Глаза у нее налились влагой, а он сердито поправил:
— И до сих пор люблю. Не говори про меня, как про покойника.
— Это я так, прости… Давно тебя здесь не было.
Я уже забыла, когда…
— Вот пришел же!
Мать гремела посудой, открывала воду, хлопала дверцей холодильника. Суетилась без толку, нервничала, все у нее валилось из рук. Она делала завтрак, а он, стоя у окна в тесной кухне, рассматривал двор, откинув занавеску. Знакомый двор, большой. Раньше напротив не было ничего, кроме пустыря. На этом пустыре они пацанами жгли костры, гоняли мяч, курили, присев на корточки и озираясь, не идет ли кто из взрослых…
Хорошо тогда было, свободно. А теперь там стоят два новых высотных дома. Прежние дружки — где теперь они? Домовой, Ваньтяй, Косой? Теперь им всем за тридцать, здоровые мужики, женатые, наверное… И тополя во дворе подросли. А за углом его школа — желтая, облезшая. Вон виднеется ограда.
— Садись, кушай! — позвала его мать. — Только руки вымой.
Он усмехнулся:
— Ну, я же не маленький. Да, мам, я тебе привез кое-что, может, надо?
Он сбегал в коридор, расстегнул дорожную сумку, с трудом достал оттуда пухлый черный пакет.
Резко запахло свежевыделанной овчиной.
— Дубленка, — пояснил он. — Ма, иди сюда. Погляди, примерь.
Но мать не обрадовалась, не стала благодарить.
Она стояла на пороге кухни, бессильно опустив руки, глядя сквозь сына.
— Мам, ну ты что? — обиделся он. |