Сердце билось тяжело и яростно. Он старался не слушать;
— И вот теперь приходила милиция… — проговорила мать. — Что-то они говорили… Про твою машину. Спрашивали, где ты. Я не знала.
— Мам, про этого, с телевидения, правда? — прервал ее Иван.
— Да. Мне этого сразу не сказали. Я сама узнала, у нашего участкового. Мы же с ним знакомы… Еще с тех пор, как ты с той компанией водился. Помнишь Дмитрия Александровича?
Иван фыркнул:
— Все тот же?
— Все тот же. Он уже на пенсию скоро уйдет.
Сперва ничего мне не хотел говорить, потом рассказал. И тут ты звонишь из Эмиратов. Ванечка, но это же не ты сделал?
— Не я, мам.
Мать обняла его за плечи:
— Я знала, что не ты. Я и Дмитрию Александровичу так сказала.
— А он?
— Ничего не ответил… Просил только, чтобы я тебя нашла и к нему направила. Пойдешь к нему? Он хороший человек, разберется обязательно!
— Я пойду.
— Вот и правильно! — обрадовалась мать. — Если не ты — чего бояться?
— Все равно неприятно.
— Конечно, но что делать? Ванечка, а как же это с машиной вышло? Скажешь?
Иван махнул рукой:
— Да нечего говорить! У меня угнали машину.
Как раз перед тем, как в Эмираты ехать. Кто-то воспользовался ею для убийства. Но это был не я!
— И тем ,более нечего милиции бояться! — Мать совсем просветлела лицом. — Если ты был в Эмиратах — как ты мог такое сделать?
— Действительно, — кивнул Иван. — Так что не переживай, мам.
— Ванюш, все-таки покушаешь? — Мать гладила его по плечу. — Голодный ведь.
— А ты дубленку примеришь?
Мать легко, как молодая, спрыгнула с постели и побежала в коридор. Принесла в комнату пакет, развернула его:
— Ой, какая прелесть! И цвет симпатичный!
— Да ты померь, может, плохо, — несколько самодовольно отмахнулся сын.
Мать надела обновку, застегнула пуговицы, покрутилась посреди комнаты:
— Замечательно!
— Ну вот, и носи на здоровье, — кивнул он. — Будет тебе тепло.
Она подошла, прижалась лбом к его макушке, прошептала:
— Ты же хороший у меня! Добрый!
— Да ладно, мам. — Он старался не улыбаться. — Все будет нормально.
* * *
Он не собирался навещать участкового в то же утро, но теперь пошел. Мать что-то в нем разбередила, и ему хотелось скорее покончить с этой историей. Пусть хотя бы она успокоится, а что делать дальше — он сам решит. Дорога в отделение была ему знакома — ноги сами шли. Парень шел и усмехался: «Надо было хоть водки купить, выпили бы, вспомнили былое…»
Участковый был на месте, ждать его не пришлось. Иван стукнул в дверь, вошел:
— Ждали? Это я, Дмитрий Александрович.
Лаврушин Ваня.
— Лаврушин?
Участковый разогнал рукой облако едкого табачного дыма, вгляделся…
— Точно, — протянул он. — Но я б не узнал.
— Неужели так изменился? — Иван старался говорить легко и нагло. — А вы каким были, таким и остались.
— Брось, я почти пенсионер, — самодовольно ответил тот. — Помнишь, как за тобой бегал? Теперь бы не догнал.
— А я б теперь и не побежал. — Иван тряхнул протянутую для пожатия руку и без приглашения уселся.
— Не побежал бы? — спросил Дмитрий Александрович. |