Рядом никого, и значит, выбираться из болота надо самой, никто не вытащит. Какой уж тут страх! Страшно стало потом, когда я на Николая наткнулась. Наверное, в мозгу сработали какие-то предохранители, и после, если что-то и вспоминалось, то вспоминалось не как реально происшедшее — со мной! — событие, а словно бы кадром из какого-то фильма. Вроде и было, но далеко и с кем-то другим.
А сейчас, в ярко освещенном закутке под лестницей (откуда, интересно, опергруппа свет протянула, на первом этаже вроде все квартиры закрыты) среди толпы народу, когда бояться было совершенно нечего, мерзкий липкий ужас схватил меня так, что рубашка приклеилась к спине. Никита под локоток отвел меня в сторонку, молча достал из кармана платок, стер пот с моего лба и отдал платок мне.
Вчерашняя брюнетка, голубевская секретарша Светлана Михайловна в своем элегантнейшем шелковом костюме цвета слоновой кости лежала на грязном полу, вытянув левую ногу и поджав правую. Правая туфля свалилась и лежала возле. Правый висок разбит, но крови немного, да и вообще на черных волосах кровь не очень видна. Страшнее всего была размазанная губная помада, розовый перламутр — казалось, что из мертвого рта сочится слюна. Господи, только бы не стошнило!
— Никита Игоревич! — тип, который к нам подошел, весь был как бы слеплен из круглых частей. Хотя полным его назвал бы разве что злейший враг. Помню старый мультик про Лошарика, так вот этот очень на него походил.
— Ну, что, Олег? — Никита повернулся к нему, всем своим видом выражая глубочайшее внимание.
Олег покосился на меня, но, видимо, решил, что начальству — а в том, что Никита тут начальство, не было никаких сомнений — лучше знать, и начал рассказывать.
— Пока телеграфно. Напали на нее где-то между десятью и одиннадцатью. Брызнули из баллончика, она закрылась руками, на ладонях явные следы косметики, и тут же стукнули по виску. Вот этим, — он показал железный прут, закрученный в какую-то немыслимую загогулину, и махнул в сторону лестницы. — Вон оттуда, из перил выдернули. Держался на честном слове, а последний излом свежий.
— Н-да, удобно, — буркнул Никита. — А почему били справа? Левша?
— Н-нет, не думаю, — покачал головой Олег. — Потом еще уточню, но вряд ли.
— Сильно стукнули?
— Да средне, сам видишь — череп цел. Это же висок, тут много не надо. Умерла практически сразу.
— Пальцев, конечно, нет?
— Конечно. В целом очень грубая имитация ограбления.
— А почему ограбления? — не выдержала я. Правда, тут же приняла вид самой благонравной девочки. Вроде это кто-то другой спросил, а я так, погулять вышла. Ох, судя по взгляду, которым одарил меня герр майор, будет здесь еще один труп. Прямо сейчас. И вероятнее всего, мой.
— Скажи ей, — махнул на меня Никита. — Пусть поразмыслит. Может, завтра ее будешь осматривать.
Добрый он все-таки. И чувство юмора такое… всеобъемлющее.
— На шее след от сорванной цепочки, небольшая ссадина. Кошелька нет, часы сняты. — Олег выжидательно глянул на Ильина.
— Что ж не интересуешься, почему имитация? — обратился ко мне Никита. — Или, раз уж ты такая умная, почему не предположить, что после убийцы был еще некто, который и забрал ценности?
— Подумаешь! — фыркнула я. — Какой идиот забрал кошелек, когда проще и надежнее было схватить сумочку целиком. И черта с два вы бы ее тогда так быстро опознали. Хотя… в своем подъезде… Но главное — серьги. Я еще вчера на них внимание обратила. Голову не заложу, но, по-моему, бриллианты. Цепочку, значит, сорвал, а серьги оставил? Чушь!
— Н-да, журналисты… — непонятно протянул Ильин. |